Ещё один выстрел зажатого между телами пистолета, и Элиотт, издав последний рык, стал оседать на пол. В переломанном, продырявленном теле не осталось ресурсов, чтобы продолжать бой. Ярость, столкнувшись с физической невозможностью излиться наружу, начала сходить на нет, унося с собой весь адреналиновый раж. На её место пришла боль. И смертельная усталость.
Элиотт упал рядом с фонарём, потеряв сознание. В нескольких шагах от него уже лежал Морган, сражённый удачным выстрелом офицера Конли.
Сегодня вечером она вернётся домой, к своему добродушному ротвейлеру по кличке Заклёпка (но откликающемуся на "эй, ты!"). Синяки на её запястье пройдут через две недели. За эти две недели она будет обязана посетить психолога, согласно протоколу, и получит недельный отпуск. Психолог скажет, что сказался стресс и накопившаяся от постоянных ночных смен усталость, и Конли согласится. На словах. Но деле она точно знала, что под простынёй лежал именно труп: без пульса, без дыхания, остывший до комнатной температуры. А потом труп ожил и попытался её убить. Она никому не скажет об этом, и получит своё долгожданное повышение.
Её напарник — офицер Айснер — переживёт эту ночь гораздо легче, несмотря на необходимость наложить швы вдоль предплечья. Его не смутит комментарий врача о том, что рана мало похожа человеческий укус, как не смутят и другие странности, произошедшее в эту ночь. Для него она навсегда останется "ночью, когда они с Конли напоролись на друх торчков в Нью-Аврора". А испортивший предплечье шрам будет до того стабильно вызывать восхищение лежащих с ним в одной постели женщин, что Айснер с удовольствием будет носить короткий рукав при любом удобном случае.
Они вернутся к своим ежедневным делам, погрязнут в рутине, разбавленной вспышками праздников, и память услужливо сотрёт детали этого жутковатого случая. Повседневная роскошь, которую не смогут позволить себе ни Морган, ни Элиотт. Ведомые из ночи в ночь своим проклятьем, они не смогут больше наслаждаться этим будничным покоем простых смертных.