Многое происходило в Новом Орлеане за эти секунды.
Пара молодых французских туристок с кожей цвета молочного шоколада объяснялась в любви, держась за руки перед автобусной остановкой в самой уродливой части Франклин-авеню. Старый Вьедес раскручивал мотор резиновой лодки, молча проклиная сына, не выходящего больше на ночной срез чужих ловушек для крабов. Сыну стал интересней панк-рок. Альберта Лопес привычными размашистыми движениями расправляла голубые простыни в прачечной отеля «Хайатт Редженси», где номер стоил больше, чем её недельное жалованье. Пятнадцатилетний Анри тайком пересматривал на украденном телефоне откровенные фотки подружки владельца, жгуче, до слёз, завидуя ему. Небритый мужчина по имени Ла Наха, «Нож», скупыми фразами договаривался с офицером береговой охраны о том, что трюм следующей из Флориды моторки незачем осматривать. Преподаватель математики Терри Фаш, без сна ворочаясь в кровати, возвращался мыслями к запропастившемуся куда-то коллеге: на его памяти, Элиотт никогда не опаздывал на встречи. Клерк Реджинальд Квотерс спал, обнимая добродушную жену, на втором этаже панельного барака на Ютерп-стрит, 1028. Том, сплёвывая через зубочистку, рассказывал о путешествии на мотоцикле от Юты до Луизианы, которое он проделал двумя неделями раньше — для Тома поездка стала самым большим приключением в жизни. Малкольм Уэбли в клубе недалеко от площади Лафайетт с вымученной улыбкой складывал мягкие банкноты в футляр своего саксофона, а ему на ум лезла ассоциация с саркофагом. Белый юноша Джордж, подрабатывавший в фотоателье, наклеивал на потолок спальни новый мотивирующий иероглиф, хотя предыдущие пять не принесли успеха — он по-прежнему жил на пособие. Другой белый юноша, Фред, спал в полицейском изоляторе, надеясь от всей своей тупоумной души, что не убил брата, когда размазал бутылку по его харе. Лиза Паркер чесала за ухом большую овчарку, размышляя о том, что её будет не на кого оставить, если она полетит в Лос-Анджелес. Но пейзажи родной Монро-стрит опостылели ей до тошноты. Двенадцатилетняя Ким была полностью довольна жизнью — у неё был день рождения и родители подарили ей новый «iPad» в белоснежном корпусе. Она мечтала о таком. Наконец, Фил в тянутой майке с надписью «Ветеран вернулся домой» с жутким вниманием рассматривал силуэт чернокожей женщины, спящей под тонкой белой простынёй. Фил собирался убить её, но не знал, как — он никогда не служил в армии. Карен закончила составлять годовой отчёт глубоко за полночь, а Лью впервые за три месяца позвонил матери, не опасаясь, что дрожащий от ломки голос выдаст его: он завязал.
Картина городской жизни сплеталась из тысячи нитей, образуя бесконечную карусель повторяющихся изо дня в день действий. Там не было места горящим в автомобилях девушкам, восставшим мертвецам и монстрам, живущим под подушкой. Город смотрел в пустоту миллионом алмазных глаз на чёрном бархате ночи, не замечая и не желая замечать. Проще задавать только риторические вопросы, потому что если однажды допустить, что нечто кажется не таким, каким выглядит, пути назад не будет.
Давно следовало остановиться.
Давно.
Но когда остаётся единственный выбор, да и тот неправильный, поздно стричь шерсть с чужой овцы.
Никто из тысяч добропорядочных джентльменов и непристойных леди не мог и предположить, что именно происходит в гостиной маленького домика в Нью-Аврора, где сполохи фонарей плясали как ослепительные белые дервиши яркостью в несколько десятков ватт. Остались только тени, только жажда. Осталось только обезумевшее чудовище, всё пытающееся оттолкнуть крепкие руки копа и вогнать клыки ему в горло.