Одновременно с воскрешением Лазаря Элиотт прыгнул на широкую спину полицейского. Позже, в дневниках или, там, предсмертной исповеди он бы признавался, что в ту секунду хотел сделать совершенно иное. Не то подойти и, как учил Вольфганг, заломить локтем горло румяного вежливого копа. Не то огреть его топорищем, не то заглянуть в глаза и приказать остолбенеть, как в каком-то детском фильме. Он хотел сделать совсем другое.
Но в секунду, когда из белого марева, как флорентийский дуэлянт из недр своего плаща, появился детектив и в гостиной началась схватка, что-то сломалось. Что-то почти сорвалось. Альберту даже показалось, что он разбирает еле слышный шёпот, исходящий из глубины его грудной клетки. Как будто шепчет его кровь с жарким волчьим придыханием.
Он прыгнул, едва-едва оставаясь собой.