Мягкость отданного приказа (практически настойчивая просьба, не более) была обманчива. Ошейник из шёлковой верёвки не перестаёт быть ошейником, и гипноз Элиотта с такой же силой подавил волю стоявшего перед ним человека, как прошлой ночью превращал свирепых культистов в пешек, натравленных друг на друга. Живой человек превратился в марионетку, взгляд её потух, а выражение лица стёрлось. Едва получив приказ, она тут же двинулась в сторону дома.
— Конли, ты куда? — опомнился её напарник, когда та уже была на лужайке.
— Конли!
Бросив что-то диспетчеру, полицейский выбрался из машины и поспешил следом за ней.
— Куда она пошла? Оставайтесь на месте!
Наивный приказ пожилому мужчине, который не представлял в глазах молодого бравого полицейского никакой опасности. Он забыл о старике ещё до того, как успел договорить фразу и, придерживая рукой кобуру, побежал догонять свою напарницу.
— Конли, ты что делаешь?
— Мы должны войти, — спокойно ответила она. — Иначе нельзя.
— В смысле? Мы же не получили подтверждения от хозяина. Это превышение полномочий.
Но Конли уже открывала двойную дверь — стеклянное пано снаружи и тяжёлую деревянную дверь за ним. Она вошла в темноту дома, даже не включив фонарь. За неё это сделал напарник, сопроводив появление света матерным шёпотом. Здесь действие приказа Элиотта закончилось, но попытка отрефлексировать произошедшее была грубо прервана открывшейся картиной: в ближайшей комнате, посреди пыльного пола луч фонаря упёрся в тело, небрежно накрытое белой простыней.
Оба полицейских тут же выхватили свои пистолеты. Первой пошла Конли, тихим крадущимся шагом, будто боясь спугнуть покойника. Она подошла к нему со стороны головы, склонилась над ним и аккуратно откинула край белого савана.
— Труп. Мужчина, 30-35 лет.
— Пойдём отсюда, мы портим место преступления. Надо вызывать медэкспертов и криминалистов.