— У нас было: два пакетика травы, семьдесят пять ампул мескалина, — задумчиво приговаривал Альберт Карл, ненадолго отложив профессорский имидж и натянув шкурку столяра-энтузиаста, — пять картонок с кислотой...
Звяк.
Звяк.
Это на расстеленный брезент по очереди ложились находки «хиппующего старика».
— ... ноль пять солонки с кокаином...
Поразмыслив, Элиотт отказался от мысли сшить из брезента рюкзак. Будь тот хотя бы крепкой сумкой, к которой без большого труда можно присобачить карман-другой, он бы ещё рискнул. Но капитальным рукоделием профессор никогда не увлекался и решил не тратиться на сомнительные затеи. Во главе стола он раскатал инструментарный пояс, как будто выставлял на просушку баннер для фестиваля в старшей школе, а под ним, рядом с каждым гнездом, помещал отобранное.
— И целое множество транквилизаторов всех сортов и расцветок.
Альберт Карл хорошо понимал, что пятидесятилетний ухоженный мужчина в водолазке и джинсах вызовет серьёзное недоумение, будучи замечен при полном монтажном параде. Элиотт собирался передать пояс Моргану, которому что лепи спецовку, что не лепи... Здоровенный, небритый, в рабочих шмотках — да никто и усомниться не посмеет в правдоподобии маскарада. Для себя он отложил плоский туристический топорик и маленький футляр из прозрачного пластика, где позвякивали четыре тонких отвёртки без рукоятей. Знакомый с миром криминального подполья только по книгам и фильмам, Альберт убедил себя, что с их помощью ему непременно потребуется не раз ещё поддевать оконные шпингалеты и заводить автомобили.
Пригодился и большой пожарный громила, который из-за габаритов вряд ли удалось бы взять с собой: профессор ходил по дому, срывая чехлы с мебели, пока не нашёл подходящий стул, с которым вернулся в гараж. С грохотом спуская четвероногого друга по лесенке из двух ступенек, Элиотт впервые за новую ночь почувствовал себя при деле. Тошнота, жажда и боль отступили, позволяя ему вернуться к работе. Он был изранен и слаб, всё так, но эта слабость не шла ни в какое сравнение с человеческой немощью, что привела Альберта Карла на больничную койку. Ещё никогда в жизни Альберт Карл Элиотт не чувствовал себя столь...
Столь бессмертным.
Он взмахнул топором, примериваясь, и с лёгкостью расшиб седалище дешёвого стула из универсального магазина. Второй удар вышел ещё увереннее. Раз за разом, давая себе короткую передышку между замахами, профессор четвертовал стул, с гордостью вогнав топор в поверженную спинку. Четыре ножки, белеющие свежими срубами, тоже легли на брезент.
— А также текила, ром, ящик пива, пинта чистого эфира и амилнитрит...
Элиотт по очереди закреплял свои деревянные жертвы в тисках столярного зажима, сноровисто накручивая ручку, и в дело шла П-образная пила с протянутым между «рогами» лезвием. Профессор спилил неаккуратные изломы, оставленные топором, затем поочерёдно довёл каждую из ножек до конфигурации четырёхгранного стилета с острым деревянным концом, который удобно ложился в руку. Полируя округлые торцы импровизированных рукоятей, профессор математики почти улыбался.
— Если начал коллекционировать дурь, становится трудно остановиться. Ты сошёл с ума, Альберт. Единственное, что вызывало у меня опасения — это эфир. Нет ничего более беспомощного...
Некоторые колья приходилось дорабатывать второй раз, потому что торопившийся профессор не учёл пропорции гнёзд на поясе-разгрузке. Но потом каждый из них легко вошёл в предназначенные для молотков, свёрл и электрических фонариков футляры.
— ... чем кровожадные вампиры, вылезшие из идиотской сказки для подростков. Но знаешь что, Альберт?
Профессор засунул футляр с часовыми отвёртками в задний карман, а топор — за пояс, так, чтобы лезвие лежало аккурат под изгибом поясницы, и принялся беспощадно растягивать ткань так, чтобы мешковатый обвис спрятал бы его маленькое глупое оружие.
— Становится трудно остановиться, вот что.
Он был южанином, Альберт Карл. Он родился на Юге. Он происходил из богатой семьи баронов-разбойников, когда-то скупавших латифундии и безбожно давивших конкурентов-плантаторов во времена после Гражданской Войны. На Юге не прощают обид. И если южанин лично воспринял обиду, то, как завещал Марио Пьюзо, южанин будет мстить.
Профессор Элиотт шёл на войну.
Звяк.
Звяк.