С выражением страдательного залога на лице, профессор растерянно рассматривал нейтрально-голубые джинсы и светлую рубашку, слишком высокую в талии, чтобы быть мужской. Ясное дело: прошли дни, когда можно было привередничать, но уважаемый доктор математических наук никак не мог представить себя в обличье позорного педераста. Ведь... как же так? Времена римских оргий, где мужчины наряжались и женщинами, и скотом, а потом занимались любовью между собой, давно миновали, и человека его лет уж точно нельзя будет принять за какого-нибудь... как там выражался двоюродный племянник... за хипстера.
В годы молодости Альберта Карла его назвали бы хастлером, а не хипстером. Ривер Феникс даже снимался в таком амплуа, но Альберт Карл точно не был «чудесным ребёнком Голливуда» и ещё меньше хотел иметь к Голливуду такое отношение. Он даже почти покраснел под короткими волосами, которые всё отказывались седеть, и тут же понял, что любой решит, будто он сознательно помадит шевелюру.
— Я... я не знаю... — с глубоко несчастным видом Элиотт выбрался в середину дома, откуда мог видеть роющегося в гараже Вольфганга. — Боюсь, я могу нарядиться только дамой...