— Мы оба знаем, что я еле стою на ногах, — всё так же миролюбиво сказал Элиотт, сделав акцент на словах «мы оба».
Уж сколько лет прошло, как спасательные команды на скорую руку инструктировали на тему бесед с пребывающими в состоянии шока. Даже не то что бы инструктировали... когда в лагерь автобусами привозят людей, только что лишившихся крова и привычной жизни, плачущих, кричащих, цепляющихся к человеку с повязкой волонтёра, социального работника или врача; когда видишь, как работают с ними штатные психологи, ты поневоле запоминаешь. Такие картины не забыть в один вечер и за один стакан. А Элиотт в принципе забывал очень мало вещей.
«Говорить чётко, мягким тоном. Не тихо, не громко. По возможности употреблять слова «мы», «безопасность», «здесь», — рублёными и совсем не мягкими фразами вдалбливал основы экстенсивной психотерапии усталый темнокожий фельдшер в грязной футболке под форменной рубашкой. — «Не занимать позицию напротив. Не стоять над. Не нарушать личное пространство, если человек находится в пассивной истерике. Идти на тактильный контакт, если в активной. Поддержать диалог. Показать, что вас интересует его проблема, что вы заинтересованы в её решении».
Профессор сделал шаг чуть в сторону, чтобы они не стояли лицом к лицу, как враги. На самокритичный взгляд, состояние «пассивной истерики» подходило как нельзя лучше к нему самому.
— Ваши люди стреляли слишком метко. Боюсь, — признался он, — если я лягу, то вам даже не понадобится меня добивать. У меня есть предложение.
Элиотт развёл руками, жестом привлекая внимание к себе.
— Отправляйтесь с нами. Мы никого не поставим в известность об этом. Мы никуда не «доставим» вас. Вы сами решите, где уйти. Я, Альберт, хочу поговорить с вами. Просто говорить. Я так и так в вашей власти. Вы это знаете.