Профессор не выдержал. Сквозь боль, сквозь шок, сквозь страх он начал смеяться. Сначала просто тихо, икая разлившейся по трахеям и лёгким кровью, потом всё тише и тише — но со всё большим упоением. Даже поднял лицо к чернильному небу Луизианы, на котором вот-вот должны были проступить пятна утренних сумерек. Истерика взяла своё. Он хохотал едва слышно, как смеются пожилые (кто сказал «старики»?!), вдруг услышавшие за высоким бокалом хорошую шутку вечернего ведущего.
Потому что в отличие от девушки он понял, что произошло.
И так его это насмешило, что вдруг забылось всё. А может и не забылось, а просто ушло с пониманием, что сколько от смерти не бегай...
Рядом с гулом содрогалась машина — от прыжков, от выбирающегося из дыма мистера Моргана, но Элиотт с почти детским восторгом смотрел на парочку убийц, замершую друг перед другом, и не мог остановиться, всё качая головой в весёлом восторге.
— Будто куклы... люди... как куклы...
Он мог ими управлять. Кидать друг в друга, ломать, менять. Надо было... лишь правильно... подобрать слова!
«Того, кто стреляет...»
Тем временем, первые пули мало-помалу выдавливались из каналов ранений, падая в болотистую грязь рядом с изорванным костюмом.