Пока усатый командир буравил всю компанию тяжелым вдумчивым взглядом, Агнесса, не поднимая век, стреляла по отряду беличьими взглядами. Двадцать были вовсе не двадцать, а два молодых волка при усатом и три по шесть, каждая шестерка - своя собственная стая с вожаком, бойцами и подпевалами. Из капралов знахарка присмотрела одного, с крепкими ляжками, у которого смирнее всех стоял норовистый конь под твердой рукой. "Если не отбрехаемся, у этого и повисну на стременах, живота выпрашивая" - а в спину влажно дышал лес, манил к себе, прочь от людей, от смрадных городов. Агнесса украдкой вздохнула. Вроде она, как все люди, с двумя ногами, двумя руками, только в голове дырка, ветер весенний шальной задувает, велит бежать за собой. Но придет зимняя стужа, и потянет странницу к очагу пылающему да к сытному жирному вареву, слушать чужие разговоры и удивляться, как у людей затейливо репица варит - мало им царствия природного, все камень на камень громоздят, да железку к железке пристраивают зачем-то. Тем временем усатый все молчал.