Не прошло и нескольких минут, как пространство вокруг Матиаса начало меняться. Постепенно, с каждым его словом атмосфера накалялась, в воздухе сгущалось нечто неуловимо-угрожающее, словно музыка, льющаяся со струн музыкального инструмента – но на сей раз инструментом служил его собственный голос. И, вероятно, эта невидимая и неслышимая музыка, а именно нотки его голоса, насторожили одного из слушателей. Матиас краем уха расслышал, как звенит сталь тяжёлых сапог. Позади него молча передвигались фигуры, словно вставали в шахматную комбинацию…
Да. Они все пешки в его игре. Теперь – они в его власти. Ведь ещё немного, всего мгновение, и этот зал окажется слишком тесен для них всех…
Всего несколько секунд. Время словно замедлилось – но исключительно благодаря приливу адреналина в его крови. Он увидел множество фигур, что, разбивая окна и выколачивая двери, прорвались в зал Совета с оружием наготове. Он мог бы изумиться происходящему. Обнажить свою рапиру и кричать «Мятеж!», защищая теперь уже законного владельца графской цепи. Мог бы. Но не стал этого делать, на удивление большинства членов Совета. Лишь лёгкая, довольная улыбка тронула его губы. А в следующий момент – Джованни резко развернулся, парируя готовый обрушиться на него удар полуторного меча…
- Что, Данте, не сидиться в сторонке? – подогревал своего противника Матиас, ловко уходя от града тяжеловесных ударов. У него это получалось без особого труда. Мужчина словно танцевал в бою, с лёгкостью уклоняясь от атак Эстакадо. Неповоротливый, в полном облачении из стали, оппонент не мог соревноваться с Матиасом по скорости, чем последний без зазрения совести пользовался. – Ты проиграл в голосовании, тебя не выбрал никто – только наш дражайший Сальваторе, да и то потому, что за меня голосовать побоялся. Ха! Тебе тут делать нечего, Эстакадо. Этот бой не твой. Я позволю тебе уйти. А ты дашь мне вспороть его брюхо. И забудем все обиды между нами, м-м?
Матиас откровенно издевался.
И по мере того, как противник проигрывал, Матиас всё чаще обращал внимание на то, что творится вокруг, что сыграло в итоге с ним злую шутку…
Марио оказался полным трусом. Чёрт побери, Матиас бы нисколько не удивился, если бы оказалось, что тот проголосовал в итоге не за него. А вот Нинни не подвёл – всё, как они и условились. Кузнец жаждал власти и денег в той же степени, как и предводитель восстания. Марсель – который вовсе не являлся Джованни братом – среагировал молниеносно, как и пристало закалённому в потасковках бандиту. И остальные его люди – с тем же рвением принялись окружать стражников, бросаясь в атаку и нисколько не жалея сил. Несмотря на худшее по сравнению со стражниками снаряжение, воры и убийцы Пьяченцы дрались с не меньшим энтузиазмом, что и защитники города. Вероятно, даже с большим. Посему, кровь стражников разливалась по мрамору с той же быстротой, как и кровь предателей…
Но вниманием Матиаса в большей степени завладел сам Стефан. Каким-то образом новоявленный граф оказался на полу – в компании своей любовницы, столь яростно его защищающей. Нечего сказать – прячется под юбкой, когда перед его глазами разворачиваются подобные события. Сальваторе явно ошеломлён и всё никак не придёт в себя. Какой замечательный, выгодный для Джованни момент…
Матиас потерял бдительность. В тот момент, когда начал отступать, чтобы сблизиться со Стефаном и в один момент решить исход схватки. Ему всего лишь нужно было достать одну вещь и метнуть его в Сальваторе – и закон проиграл бы беззаконию в один миг.
Это и послужило причиной его катастрофического провала. Он смотрел на Сальваторе, пытаясь убрать клинок левой руки, - и именно в этот момент так нелепо поскользнулся на крови…
Это конец.
…Упав на колени, Матиас выставил перед собой раскрытую дагу. Но механизм клинка не выдержал силы полтораручного меча. Лезвие прочертило в воздухе смертоносную дугу и врезалось в плечо Джованни.
Боль. Такая тягучая, такая обжигающая.
На мгновение Матиас забыл обо всём происходящем. Забыл даже о том, кто он есть. Разум на короткое мгновение погас, уступив вспышке всепоглощающей боли. Кровь ручьём заструилась по плечу и груди, пропитывая кожаный доспех насквозь.
Лишь затем, когда меч вышел из страшной раны, Матиас болезненно поморщился. И тут же вспомнил. И окинул зал взглядом, полным горечи и ещё не потухшей ярости. Минуты молчания сменились топотом множества ног – его люди покидали место битвы так же стремительно, как и ворвались сюда…
- Назад! Вы… вы все поплатитесь, вы все сдохните, твари!.. Назад, я сказал!.. – но властный голос главы гильдии воров уже не был столь громким и срывался на хрип.
В конце концов, вместе с осознанием поражения пришло отчаяние. Сердце бешено стучало в груди – что лишь способствовало кровотечению.
Джованни перевёл взгляд на Стефана. Он не хотел смотреть в эту минуту на Данте, фактически, своего убийцу. Не он являлся его истинным врагом, а лишь визирем, как звали ферзя его далёкие турецкие предки. Визирем, защищающем на доске короля.
Шах и мат. Но не Сальваторе – а самому Джованни.
Матиас растянул губы в самодовольной, с ноткой горечи улыбке. Отбросил сломанную дагу и дрожащей рукой достал из-за спины то, что всё это время лелеял надежду метнуть во врага. Метательный нож, на кромке которого – смертельный яд.
Но теперь – поздно. Он не сможет как следует прицелиться и промахнётся. Или Данте, приметив опасное оружие, вот-вот выбьет его из руки… Эта идея с самого начала была лишена смысла. Поэтому он достал нож с другой целью.
- Правь, Стефан. Тебе дали такую возможность. Если потребуется – разбери этот город по кирпичику. Что уже не сделаю я…
Матиас был крайне жестоким человеком, о чём не ведали окружающие его сейчас люди. Он был жесток временами к жене, к своим поданным, к отцу – которому без колебаний всадил нож в спину, лишь ради того, чтобы отобрать его место во главе гильдии воров. К врагам он был не менее беспощадным, но присутствующим здесь людям уже не дано узнать о степени его жестокости, что он собирался применить к каждому из них…
Но Матиас умел проигрывать. И знал себе цену. Он не будет умолять этих тварей о пощаде. Нет.
Его уже ничего не могло остановить. Жена и сын – далеко отсюда, за городом, в безопасности. Его люди предали его, как только увидели на одежде лидера кровь. Он здесь один. И один расплатиться за своё восстание…
Ядовитый нож, наконец, увидел свет. Остро заточенное лезвие с лёгкостью распороло кожу вдоль запястья. Частицы яда проникали в кровь по венам…
Секунды жизни. Обмякло тело, упавшее в лужу крови.
Прощай, Пьяченца.