Ах, начало лета в Италии! Прекрасная пора, когда еще полуденный зной не заявляет свои права на несколько часов кряду, но когда уже города и села укрываются плотным шатром зелени, а молодая свежесть девственно-чистого неба напоминает верующим плат Мадонны. Это те дни, когда вся природа манит человека прилечь в тени олив, услаждая взор свой окружающей красотой, а нутро свое - молодым вином. Это та пора, когда быстротечные реки так и тянут окунуться в них и смыть вместе с утренним сном или вечерним потом всю грязь и грехи. Это дни, что следует отдать страсти и отдыху, усладе и любованию красотой жизни.
Так оно и должно было быть, так оно и было бы. Но то, что происходило сегодня в Пьяченце, было для жителей ее куда интересней и важней, чем молчаливое созерцание. Сегодня должно было решиться, кто станет новым правителем города, и под чьим началом Город продолжит свою долгую, полную взлетов и падений жизнь.
И лавочники закрывали свои магазинчики, купцы и приказчики бросали дела, благонравные матроны и юные дебютантки откладывали шитье, дворяне и священники бросали свои дела, слуги забывали помочь господам - весь народ, как одно большое тысячеглавое существо, спешил на площадь Ангелов, дабы своими глазами увидеть это эпохальное событие. Жители Италии - наследники великого Рима, всегда ценили хлеб и зрелища превыше всего остального; и были уверены, что нынешнее зрелище их не разочарует. Даже вчерашний giorno di sangre не мог отвратить толпу от ее стремления увидеть схватку политических гладиаторов, где победившему достанется графская цепь, а проигравшему - бесславная отставка, разорение и, как венец всех страданий, смерть.
В окружении свиты и охраны по улицам города следовало Трое. Трое тех, кто дожил до финала, трое тех, кто надеялся на победу. И толпа приветствовала их оглушающими воплями, поддерживая своих кумиров и желая им победы. Нельзя было сказать, кого люди Пьяченцы возлюбили больше: у каждого нашлась масса преданных сторонников, каждый так или иначе заслужил любовь жителей. Где-то гул толпы, словно гул моря, был чуть тише, где-то - чуть громче, но это не значило почти ничего. Человеческое море бурлило, волновалось, спорило до хрипоты и как оглашенное орало слова подлержки своим префератам - и это видели и те, кто входил в Совет. Выборщики все больше понимали, насколько сложна и нетривиальна оказалась стоящая перед ними задача.
Трое...
Они шли по улицам Пьяченцы, по улицам, где еще вчера лилась кровь. Мимо обгорелых руин и мимо дорогих особняков, мимо инсул и фонтанов, мимо лавок и нищих лачуг. Они шли твердо, уверенно. Сегодня на этой сцене примами были они, и весь город жил и дышал ради них, и только. Сегодня, в этот чистый, светлый и тихий летний день, был самый важный момент в их жизни: день выборов. День судьбы.
Стефан Сальваторе... Спокойный и невозмутимый, уверенный и надежный, чуть улыбающийся своим мыслям, с легкой хитринкой во взоре - будто бы он знает то, что не знают остальные. Дорогие пышные одежды сидят на нем с шиком и изяществом - никакой пошлости, только величие и достоинство. Благородный синьор Сальваторе - словно бы живое олицетворение власти: мудрой, взвешенной, отцовской. Словно бы для него Пьяченца - не вотчина, а большой семейный том, требующий надежной руки.
Матиас Джованни... Пылкий и горячий, он выглядит открытым и гостеприимным: словно бы хозяин траттории пришел в город, как в свое заведение, и теперь по-хозяйски оглядывает его, внимая приветственным крикам посетителей. Одетый просто, но со вкусом, он напоминает одного из них - человека из толпы, волею судеб вознесшегося, но не забывшего свое прошлое. Живое олицетворение того, что каждый в этой жизни может подняться - было бы рвение и талант.
Данте Эстакадо... Пускай усталый и замотанный - он стоек и готов ко всему. Всю ночь он посвятил безопасности Города, патрулируя его вместе со своими стражниками и людьми Сориа. И теперь, вымотанный после бессонной ночи, он пришел к зданию Совета, готовый возглавить Пьяченцу, словно бы свою городскую стражу: властно и крепко. И слепому понятно: при нем в городе восторжествует закон. Не будет пощады к ворам, убийцам, казнокрадам. И Фемида распростет свою длань над Пьяченцей. И будет спокойно: ведь Закон - это стабильность.
Одоспешенный и настороженный, Луиджи Сориа провел Троих в зал Совета, где под неусыпной охраной десятка солдат уже ждали будущего графа Пьяченцы оставшиеся пятеро советников: безмятежный отец Феликс, нервный и подвижный Марио Марио, сжимающий кулаки Самсоне Нинни, задумчиво обкусывающий ногти Леопольдо Кальдерони и насупленный и суровый Эмилио де Боно.
Сальваторе, Джованни и Эстакадо заняли своим места: Совет в сборе. Вот только вчерашний день многое изменил: еще четыре кресла остались свободны, а их владельцы погибли или бежали. Трое привели с собой тех, кому было суждено занять эти места: по только Совет мог решить, кто именно удостоится этой чести.
Кандидаты ждали в отдельной комнате, и Сориа, взявший на себя функции временного председателя без права голоса, объявил:
- Синьоры вам сейчас представят шесть человек, готовых занять место среди Вас. Будьте добры, отдайте каждый свой голос за двоих из них.
Все планы сработали, люди готовы.
Операция по эвакуации прошла успешно, а патруль - без эксцессов.
Все планы сработали, кроме вербовки солдат: все люди Сориа были в патрулях вместе с городской стражей и Данте Эстакадо самолично: агитация и подкуп невозможны.