Стоило Стефану начать говорить, как неаполитанка, чуть расслабившись, смежила веки, продолжая слушать Сальваторе уже с закрытыми глазами. Она не спала, нет - невозможно погрузиться в дрему, при этом подлерживая горделиво поднятую голову и временами отпивать маленькие глотки из переливающегося отраженным пламенем свеч бокала. Легкие драпировки, укутывавшие поднявшуюся женщину, чуть соскользнули, откывая взгляду мужчины возможность любоваться плавным покатом белоснежного женского плечика, неприкрытого ничем. Ни дуновения ветерка не касалось собравшихся причудливыми складками одежд Магдалены - и они застыли, словно бы скованные внезапными оковами льда волны. Лишь на высоко вздымающейся груди, легкий шелк то натягивался, обрисовывая контуры фигуры, то вновь опадал, укутывая замершую владелицу своей загадкой.
Кальян был забыт, и тяжелые клубы дыма, заполнившие комнату, медленно-медленно опускались к ногам беседующей пары, напоминая в своем неспешном неостановимом движении море, отливающее от возносящихся к небесам прибрежных утесов. Даже огонь, будто бы ощутивший всю важность момента, перекратил свой буйный танец, припав к самому основанию и лишь освещая невеликое пространство комнаты и нарушая тишину во время пауз в словах главы магистрата лишь легким, еле слышным на краю слуха потрескиванием.
Казалось, в этом доме останавливается и время, и своя земля - Стефан словно очутился вне всего городского шума, вдали от окровавленных мостовых и жестоких беспринципных разборок за власть. Сама атмосфера дома неаполитанки, медленная, тягучая и по-восточному неторопливая, словно бы исподволь побуждала к мечтательному созерцанию и спокойным размышлениям и рассуждениям: когда ничто не способно помешать пытливому разуму отыскать все дорожки к вожделенной цели среди сонма ложных и обманчиво-привлекательных путей, ведущих лишь в пропасть небытия. Можно было понять, что если это чувствует и Магдалена, и чувствует перманентно, что побуждало ее сохранять вечный нейтралитет и быть для самых именитых людей города если не приятельницей, то просто милой и обоятельной дамой, которой при случае не грех и помочь.
Стоило Стефану завершить свою речь, как глаза неаполитанки распохнулись, при неверном освещении выглядя еще более темными, чем обычно. Говорила она, словно бы эхо - негромко и плавно, размеренно и спокойно. Сальваторе даже казалось, чтоион начал узнавать в ее словах свои интонации:
- Власть... Сильное, емкое, привлекательное слово. Власть - всласть. В близости этих слов есть какой-то скрытый подтекст, наверное. Но тот, кто у власти, возвышается на голову над остальными, и эту голову рано или поздно захотят укоротить, и чем выше вознесешься, тем сильнее. Да и падать с вершин больнее, равно как и подняться после падения. Сегодня ты на коне, а завтра... Sic transit gloria mundi. Я же предпочту оставаться в середине.
Безопасность... Это всегда приятно, когда хрупкую женщину, - Дестефани повела обнаженным плечиком, позволив одежде сползти еще чуть ниже, - готовы защищать и оберегать, а то она так устает от самостоятельного противостояния суровому и не знающему жалости миру мужчин.
- Деньги... Вы правы. Они нужны всегда, но они - не самоцель, а лишь наиболее простой способ этих целей достичь. Да и слово мое дороже презренного металла.
От вина же я, само собой, не сиогу найти в себе сил отказаться. Пускай оно мимолетно, как прекрасное виденье, но оно есть верный друг тому, кто знает меру и умеренность, и знает, когда их следует отбросить. Не зря говорят, что вино есть кровь христова. Кровь есть жизнь, и, предлагая мне вина, вы предлагаете свою жизнь - я ценю это.
Но той, которой интересны загадки Господа нашего, как не назови его и на каком языке не молись, куда как важнее знания и возможность приложиться к источнику их, пускай путь к этому роднику и закрыт для простых людей. Каюсь, - вновь закрыв глаза, Магдалена молчала несколько ударов сердца, прежде чем продолжить, - я алчу знаний, и в том есть мой грех и моя страда.
Стефан, ты предложил союз превыше прочих под луной. За одно слово "да" ты готов навек приковать себя к чужой тебе женщине. Я с этого брака получу для себя многое, ты же - только немного повысишь шансы стать обладателем графского титула, что может стать твоим, возможно, даже и без моего согласия. Это предложение, - поднялась она со своего места, - мне льстит и как женщине, и как человеку, да и ты сам - умен и по-мужски симпатичен. Не красив, нет - но привлектелен и, предполагаю, надежен. За такую цену я готова согласиться. Но подумай еще раз: готов ли ты заплатить ее?