Данте Эстакадо, Матиас Джованни, Стефан СальватореОни смогли. Они сделали это - три благородных семейства внесли каждое свой вклад в победу над кондотьерами, не ожидавшими того, что горожане будут так жестоко обороняться. И уже почти не слышалось звона клинков, все тише был треск пожарищ, а перепуганные простецы начинали аккуратно покидать свои норки, опасливо оглядываясь - неужто все закончилось? Сегодня тихая, спокойная и провинциальная Пьяченца впервые за долгие годы познала сладковатый вкус крови на мостовых и тяжелый, горький привкус пепла на губах. Сегодня Пьяченца вышла из этих испытаний обновленной и закаленной, словно бы повзрослевшей. Как девушка, что достигла совершеннолетия, она готова была связать свою судьбу с мужем и повелителем.
Так уж сложилось, что городской Совет - сердце общественной и политической жизни города, оказался тем местом, что незримым зовом призвал тех трех, кто были готовы схлестнуться за власть над городом. Но пришли они не одни - собственные солдаты и те, кто поддержали своих товарищей в этот giorno di sangue, были готовы с оружием в руках отстаивать притязания своих лидеров. Джованни со своими людьми и солдата и покойного Альберти вышел из напоминающего покойника здания Совета, смотрящего выбитыми окнами-пустыми глазницами в безучастное небо; Сальваторе и де Боно во главе маленькой армии прибыли со стороны залитой кровью и заваленной телами площади, и сапоги в крови делали их похожими на каких-то безжалостных убийц похлеще кондотьеров; ну а по via Florencia прибыли ровным строем городские стражники во главе с capitane Эстакадо.
Три маленьких армии застыли друг напротив друга, сверля противоположные стороны тяжелыми взглядами, и казалось, достаточно пары искр, чтобы все вспыхнуло, и благородные синьоры решили завоевать свое право на власть над городом с оружием в руках. Первым не выдержал один из парней Альберти, толи самый молодой, толи самый глупый:
- Вы опоздали, cretino! Это мы прибили кондотьеров, а Джованни зарубил их вожака! Ха-ха, опаздали!
На него шикнул ветеран из солдат Матиаса, баюкающий раненную руку: - Заткнись, баран, но было уже поздно. Не выдержал уже де Боно, раскатисто буркнувший угрожающим тоном на всю площадь, продемонстрировав весьма оригинальные познания в алхимии:
- Сейчас мы тут посмотрим, у кого тут яйца стальные, а у кого так - ртутной амальгмой покрыты.
Зашелся кашляющим смехом один из сержантов Эстакадо:
- Против закона прешь, борода? А пеньковая тетушка тебе не жена?
Возможно, против воли командиров, их подчиненные бы сейчас сами схлестнулись в бою, если бы на сцене не показались те актеры, которые опаздали к общему представлению: Сориа и его люди. Мигом разобравшись в ситуации, Луиджи заорал:
- Прекратите, горячие итальянские парни! Первого, кто пустит кровь, порешу самолично. Как Альберти? Жив?
Узнав, что глава совета мертв, мужчина взял инициативу в свои руки. Выйдя между четырьмя отрядами, он возвысил голос так, чтобы его слышали все:
- Не хочу ругать Моро, но он явно не подозревал о подобном повороте событий. И боюсь, что после пролитой крови, если мы не выберем графа и градоправителя, резня возобновиться. Поэтому я принимаю решение и за Сфорца, и за всех нас: завтра мы выберем новых членов Совета взамен погибших, а те уж изберут нового графа Пьяченцы. Я временно, до выборов, занимаю должность покойного Альберти, а мои люди будут патрулировать город, чтобы не произошло никаких неприятностей: вместо твоих парней, Эстокадо, совершенно верно - ничего личного.
Кстати, я вам сообщаю, что Пикколомини, по чьему попущению все это было, наши мирные горожане, видевшие, как кондотьеры выходят из ее дома, разорвали на куски. И еще - Колонна сбежал из города, так что в истинном нанимателе головорезов можно не сомневаться. Так что у нас освободилось три места, не считая Альберти: Пикколомини, Колонна и этот, очередной Фаррадечи.
Все синьоры, расходимся, а завтра в девять утра решим судьбу города.
Семья ЭстакадоПри скором марше по via Florentia солдаты и стражники настороженно оглядывались по сторонам - а не как еще не все кондотьеры кончились? Никому не хотелось получить арбалетный болт промеж глаз, и бойцы были бдительны, как никогда. Наверное, только напряженная паранойя позволила одному из городских стражников - седоусому ветерану, помнившему еще деда Данте, увидеть в проулке вжавшихся в стену чужаков в ярких беретах. Люди Эстакадо не стали атаковать неприятелей в лоб, а поступили умнее - арбалеты, отобранные у пленных, были им в том подспорьем. Итогом короткой стычки было пленение еще двух головорезов, а еще три мерзавца уже никогда не будут осквернять воздух своим смрадным дыханием.
Новых пленных отконвоировали в распоряжение Паоло, а уж хваткий лейтенант сумел сделать так, что ни одна живая душа из посторонних не прознала о невольных гостях дома Эстакадо.
Благонравная же Челесте своим христианским милосердием и преданной заботой сумела найти путь к душам даже самых зачерствевших людей. Юная девушка никогда не слышала столько благодарностей в свой адрес, как сегодня - жители Пьяченцы и вправду оценили по достоинству деяния той, кто, забыв о себе, всею себя отдала тем, кто стал жертвой кровожадных убийц: купцы и нищие, дворяне и портовые рабочие - всем она несла слова поддержки и протягивала руку помощи. И все понимали, как редка столь белоснежная чистота в этот жестокий и кровавый век, и не уставали благодарить синьору Эстокадо.
Семья ДжованниПосле того, как подлый арбалетный болт поразил в спину их командира, оставшиеся в живых наемники поняли, что пощады ждать безполезно, и приготовились к своему последнему безнадежному бою. Вот только боевой пыл их иссяк, а дух был сломлен. Люди Джованни и Альберти за несколько минут без потерь упокоили оставшихся, и здание совета было окончательно зачищено от кондотьеров.
Люди покойного Джироламо, потерявшие в этом бою своего капитана, застыли растерянными, не зная, что им делать дальше - без командира и без хозяина. Вариантов, если быть откровенными, было у них немного, и они сами осознавали это. Посему выжившие, недолго думая, прямо в залитом кровью и заваленном трупами кабинете присягнули на верность тому единственному, кто принял их под свое крыло - Матиасу Джованни.
Так как сын и наследник главы совета погиб здесь же, их несостоявшийся спаситель мог рассчитывать и на деньги покойных. Конечно, чтобы проинвентаризировать все имущество и разобраться с внезапно свалившимся на голову наследством потребовался бы не один день, но сольдо пятьсот-семьсот можно было получить почти сразу же - а это было неслабым подспорьем в грядущем эндшпиле противостояния.
Кроме того, можно было быть уверенным, что гильдия выполнит все, что им приказано - об этом козыре в рукаве Эстакадо и Сальваторе тоже не знали, а значит, Матиас как минимум на пару шагов опережал их. И теперь главным было удержать этот отрыв.
Семья СальватореЗадумчивая и улыбающаяся одними губами неаполитанка словно бы и не слышала раздражения в тоне юноши. Выпустив к потолку клубы тяжелого дыма, она неспешно перевела на вошедшего поддернутый дымкой взгляд, в глубине которого плясали похожие на свет одаленных костров искорки. Тихо усмехнувшись и прикрыв веки, она легко покачала головой и ответила, чуть растягиавая слова:
- Нет, мой милый мальчик, ты ошибаешься. Жива я, жива и дочь твоего отца, живы и все слуги мои. Я не потеряла ничего - только приобрела превосходную собеседницу, и кто знает, сколько бы еще слов мы подарили друг другу, если бы не твой внезапный визит.
Город оплакивает потери, а я - умиротворенно нежусь тут. Отложи же в сторону копье суровых речей и убери в ножны меч поспешности, и раздели с нами вина и дым от аравийских трав. Враг сюда не войдет, а те, кто опоясались мечами, чтобы спасти город, скоро изгонят покусившихся на Пьяченцу глупцов обратно в Шеол, где им самое место.
Люди Стефана даром времени не теряли - в суете и суматохе они, спасая горожан, искали кого-нибудь, похожего на их господина. К вящей удаче, один такой нашелся - вольный мастеровой-каменщик из Милана, лишь сутки как прибывший в город. Не составило труда его изолировать и, опоив, спрятать ото всех и оставить дожидаться синьора.