СальватореКажется, де Боно был абсолютно счастлив. Держа на плече обнаженный двуручник и широким шагом следуя вперед, Эмилио довольно скалился пеньками гнилых зубов, демонстрируя весьма щербатую улыбку, и воинственно топорщил бороду, самодовольно оглядываясь по сторонам и выглядывая, с кем бы скрестить клинки.
Самоуверенность мужчины, принявшего "командование на себя", продолжалась ровно до первого перекрестка. Судя по всему, вопрос о том, куда идти дальше, был для мужчины непосильной задачей. Расстеряно оглянуашись и даже порастеряв воинственный пыл, де Боно обернулся к Сальваторе:
- Так, Фано, в обшем, того. Этого. Я тут командую, так что скажи, куда мне приказать вести наши соединенные войска, чтобы надрать задницы как можно большему числу bastardo, жгущих нашу Пьяченцу? Я помню, что к площади, но как бы ты посоветовал мне пройти до нее? Ты не стесняйся, брат, говори - а я уж отдам приказ, и мы вместе выпустим им кишки!
Дочь Эмилио, следовавшая все время рядом со Стефаном, перехватила взгляд Сальваторе и молча воздела очи горе, наглядно демонстрируя свое отношение к словам и поведению любимого отца, так сейчас похожего на расстерянного потерявшегося мальчика.
Глава магистрата, конечно, указал подходящий путь - времени терять было ну никак нельзя. Довольно кивнув, приободрившийся де Боно тут же зарычал в полный голос на подчиненных:
- Эй, слышали, бараны, что посоветовал мой брат Фано!? А ну-ка взяли свои задницы в руки и маршем двинулись! Давайте, давайте, парни, покажем врагам, кто в Пьяченце настоящие мужики и кто не побоялся выйти на бой и пустить им кровь! Держимся вместе, смотрим по сторонам, сохраняем построение! При первой подмеченной опасности - сообщаем лично мне или Фано!
А там - все вдруг рвем дистанцию до этих членососов и наваливаемся все вдруг! Левый прикрывает правого, раненные отходят во второй ряд. Не геройствовать мне - нам покойники ни к дьяволу не нужны. Геройствовать буду только я, хе-хе-хе, потому что у меня самый длинный... меч! Врагов не жалеем, в плен не берем - один хрен, эти наемные твари ни о чем не знают.
Своими словами о повышенной бдительности бородач как в воду глядел - не прошло и пяти минут, как за гулом недалекого пожарища и чьими-то рыданиями на соседней улице раздался дробный стук копыт, приближающихся к сводному отряду, почти достигшему видневшейся впереди площади, заваленной трупами. Подняв руку и хищно оскалившись, де Боно остановил бойцов, и вовремя: из соседнего проулка прямо перед солдатами выехало несколько конников в фантазийных беретах, крепко сжимающих мечи.
Кондотьеры сами были в шоке от такой встречи, и даже не успели повернуть коней, как все звуки окрест заглушил могучий рев Эмилио:
- Вперед!
Спустя пару десятков секунд все было кончено: пять наемников и один их конь были убиты, равно как и один из солдат де Боно, а сам Эмилио, облокотившись на окровавленный клинок, обращался к Сальваторе:
- Эти cazzo убили Винченцо! Ну ничего, зато сами подохли! Трофеи - пополам. Площадь впереди явно пуста, что делаем дальше?
...Кажется, кондотьеры в особняк Дестефани не попали: по крайней мере, кроме одинокого трупа нападающего не было видно никаких следов борьбы. Сам дом стоял тихий и молчаливый, словно бы вымерший, но ни следов пожара, ни следов боя на нем не было. По взмаху руки Лацци солдаты аккуратно двинулись к воротам, и у Андре уже было отлегло от сердца: все безопасно, как вдруг мир вокруг взорвался шумом и криками.
Что-то крикнул капитан, послышался свист, кто-то коротко взвопил рядом, и под ноги юноши рухнуло тело одного из солдат с коротким толстым болтом в груди. Засвистело что-то и со стороны поместья. Внезапно ворота распахнулись, и какой-то человек в полосатом халате на непонятном языке крикнул что-то людям Сальваторе, зазывно махая рукой. Бойцы не заставили себя долго ждать, и, прикрыв юного синьора, гурьбой ввалились на территорию особняка. Ворота тотчас захлопнулись, ограждая мужчин от опасностей на улице. Капитан с грустью отметил, что неизвестные стрелки прикончили двоих из его людей. Впрочем, осмотревшись, он убедился, что слуги хозяйки дома зря времени не теряли: в окнах второго этажа он углядел несколько смуглых фигур с луками.
Встречавший гостей мавр поклонился до земли Андре, и гортанно произнес на плохом итальянском:
- Сын моего отца рад приветствовать кровь от кровь благородный Штэфэн аль-Ваттор. Та, кто рождена от одного лона с ты, сейчас с госпожой. Желаешь увидеть дочь своего отца? За враг нэ волнуйся - две души ушли к Аллаху, а еще двоих оставшихся отправят туда же наши стрелы.
...Мало-помалу Эстелла почувствовала, как все вокруг поддергивается легкой дымкой - словно рассветный туман. Девушке стало почему-то так хорошо, так легко и приятно, что хотелось петь и танцевать. Неаполитанка, сидящая рядом и нежно улыбающаяся гостье, сейчас казалась роднее всех на свете и прелестнее всех под солнцем и луной. Эстелла понимала, что за всю свою жизнь она никогда не испытывала такого счастья, как сейчас. Внезапно она ощутила, как обжигающе-горячая ладонь Магдалены накрыла ее пальцы. Голос хозяйки дома звучал бархатно и участливо:
- Хорошо ли тебе, Эстелла Сальваторе?
ДжованниКажется, Маттиас все-таки немного опоздал. Не было слышно в доме ни криков, ни звона оружия - ничего. Возможно, кондотьеры уже оставили поле битвы, но проверить было необходимо. Джованни полагал, что осторожность никогда не бывает излишней, и его люди были тут с ним солидарны. Не смотря на кажущееся спокойствие, внутрь солдаты аошли настороженно, готовясь к бою и заранее разбившись на группы, определенные Маттиасом.
Похвальная предусмотрительность сослужила им хорошую службу: среди убитых чиновников бойцы увидели троицу кондотьеров, во всю занимающихся мародерством. Маттиасу даже не пришлось отдавать приказы - разъяренные убийствами и пожарами воины а несколько секунд сорвали дистанцию, в рукопашную атаковав бандитов, занятых сбором трофеев. Те даже не успели оказать сопротивления - и вскоре все трое были мертвы. Одно огорчало - фактор внезапности был утрачен: один из покойных успел пернд гибелью крикнуть: - Тревога!!! На нас напали!
Из-за этого досадного происшествия отряду, ведомому самолично синьором Джованни, пришлось столкнуться с противником уже готовым к бою. Идея застать всех кондотьеров врасплох провалилась: но трое все же лучше, чем никто.
Первыми по лестнице на второй этаж взобрались щитники, принявшие на себя всю тяжесть обстрела. Появилимь первые трупы: но, если бы не предусмотрительность Маттиаса, потери были бы гораздо больше. Второй залп арбалетчики сделать не успели, да и не собирались: дистанция была невелика, и они, выхватив клинки, с ревом столкнулись с авангардом штурмовой группы.
Противниками кондотьеры оказались достойными, и вскоре начали оттеснять людей Маттиаса и Альберти к лестнице. Прикончив одного из нападающих, Джованни зычно позвал на помощь солдат, зачищающих первый этаж. Подоспевшее подкрепление сумело переломить ход боя, и чаша весов наконец склонилась в пользьзу защитников Пьяченцы.
Рубясь с очередным негодяем, Маттиас выглядывал лидера кондотьеров, и вскоре с уверенностью мог сказать, что неприятелем руководит здоровый одноглазый мужик, от чьих точных и скупых ударов атакующие падали один за другим. Но все воинское мастерство не могло помочь бандитам удержать холл, и вскоре они были оттеснены в одну из комнат, оказавшихся кабинетом Альберти. Достаточно было беглого взгляда, чтобы понять, что и глава совета, и его сын не дождались помощи: их тела, равно как и тело неизвестного молодого человека в дорогих одеждах были наглядным свидетельством того, что негодяи все-таки сумели обезглавить город.
Маттиас самоотверженно начал прорубать себе путь к лидеру кондотьеров и, наконец, свалив оппонента, оказался лицом к лицу с одноглазым, бросив ему в лицо вызов. У разбойника, видимо, остались еще какие-то понятия о чести, и он глухо прорычал в ответ:
- Разойдитесь, парни! Сейчас я насажу этого idioto, как свинью на вертел!
Бой замер, и солдаты и кондотьеры с превеликим любопытством стали наблюдать за поединком двух лидеров. С первых же минут Маттиас понял, что враг гораздо искусней его во владении клинком, и от ран Джованни пока что спасал только щит. Кондотьер атаковал скупыми и рассчетливыми ударами, заставляя торговца отступать и кружить по комнате, не давая ему никак перейти в контратаку. Шансы на победу еще оставались, но мужчина понимал, что они невелики.
Понимали это и подчиненные Джованни. Приняв на щит очередной удар кондотьера, торговец встретился глазами с одним из своих солдат: кажется, его звали Бенито. Боец поднял с пола арбалет одного из мертвецов и взвел его - теперь от Маттиаса требовался лишь кивок, подтверждающий необходимость стрельбы. Это было бы бесчестно, но могло бы закончить поединок тут же.
...Гарнизон поместья, и Синьора Джованни вместе с ними, приготовились к потенциальной осаде, а заодно предоставили свою защиту тем, кто искал спасения за крепкими стенами. Укрывшиеся во дворе особняка жители города были счастливы и безмерно благодарны семейству, спасшему их и представившему достойнейшую защиту. И более всех - благородной синьоре Беатрис Джованни, чья милость даровала им жизнь в охваченной войной Пьяченце
ЭстакадоХитрый остроумный план Эстакадо был реализован блестяще. Как выяснилось, кондотьеры тоже не горели особым желанием немедленно вступать в бой (на самом деле, они просто рационально ждали сигнального рожка командира, который должен бвл быть сигналом к отступлению), и с радостью приняли участие в неспешных переговорах, состоящих в основном из разных реплик, по смыслу сводящихся к одной простой:
- Не пора бы вам, стражнички, валить отсюда?
Данте в долгу не оставался, и, пересыпая, как и разбойники, свою речь бранными словечками, предлагал своему визави из-за телеги, представившемуся Уббальдо, почти то же самое:
- Сами валите из города, пока мы таким петушкам, как вы, все перышки не повыщипывали!
Бесеба шла к обоюдному удовлетворению, и мужчины находили истинное наслаждение в перебранке с собеседником, а так же в том, что столь драгоценное время утекало.
Данте знал, что каждая минута перепалки приближает победу сил под его командованием, и, когда заметил одного из солдат, махнувших с крыши, удвоил и свои усилия, и громкость голоса, превзойдя самого себя по цветастости эпитетов и оборотов. Уббальдо после особо удачной тирады капитана аж зааплодировал, выражая свое восхищение искусством оппонента.
Десант не заставил себя долго ждать, став для кондотьеров внезапным, как гром посреди ясного неба. Господь был милостив к людям Эстакадо: никто не погиб и даже не переломал себе конечности. Быстро спрыгнув и отстегнувшись, они обрушились на неприятелей, как коршуны на беспечный курятник, ударив арбалетчикам в тыл.
Обескураженные противники не смогли оказать достойного сопротивления, и, потеряв одного, самого прыткого, сдались на милость победителя. Городские стражники же потеряли только одного человека легко раненным: болт погибшего кондотьера, единственного, кто успел выстрелить, разорвал ему бедро и улетел дальше, и теперь над матерящимся солдатом, облокотившимся на край кондотьерской телеги, суетились его приятели, перевязывая кровоточащую ногу.
К Данте подошел улыбающийся Паоло:
- Дуче, ты был гениален и безупречен! Это шикарно! Вот уж действительно, всем нам есть, чем у тебя поучиться!
Наклонившись поближе к капитану, он заговорщицким шепотом продолжил:
- Данте, у нас есть четыре опытных бойца, о которых никому не известно. Может, нам сохранить им жизни и использовать... в своих целях? О них-то никто и знать не знает во всей Пьяченце. Будут нам козырем.
...Челесте, не жалея себя, неустанно заботилась о несчастных жителях Пьяченцы, многие из которых были ранены. Большая часть из них пострадала во время давки на площади, и кто-то по-умнее счел, что безопаснее всего будет в доме командира стражи, куда и привел страждущих. Заботящаяся о тех, чье тело пострадало, девушка не забывала и о тех, кто пал духом, даря им слова одобрения и утешения, находя для каждого свое доброе слово.
Один из священников собора, добровольно вызвавшийся помогать ей и с мягкой улыбкой следивший за Челесте, улучил свободную минутку и, перекрестив синьору, произнес:
- Синьора Эстакадо, вы просто ангел во плоти, спустившийся с небес во спасение смертных душ. Я восхищен вашим христианским милосердием и неустанной заботой о несчастных, и обязательно буду молиться за вас и вашего достойного брата, что ныне с мечом в руке защищает город. Я думаю, сам епископ будет счастлив услышать о вашем благородстве.