...Взвесив все pro et contra, Флавио разумно решил не дожидаться вечера, а почтить Аньес ранним визитом: так больше шансов, что maman будет свободна и уделит время его вопросам. Раздав стражникам обычные указания и призвав их проявлять больше внимательности и рвения в это сложное время, capitane отправился в лучший бордель Пьяченцы - "Ночную Волчицу". Maman Аньес, хозяйка "дома наслаждений", услышав о том, что в ее заведение вошел сам любезный господин Ферро, лично спустилась поприветствовать дорогого и неизменно щедрого гостя.
Хотя красота немолодой дамы уже вступила в период увядания, но с помощью мазей, кремов и вечно веселого настроения она пока что продолжала оставаться такой же яркой и горячей, как в более молодые годы, что могли засвидетельствовать многие ветераны стражи, неизменно отзывавшиеся о ставшей бордельмаман женщие только хвалебными эпитетами.
К самому Флавио хозяйка публичного дома относилась очень трепетно и заботливо: ей льстило внимание мужчины, да былые деньки располагали только к хорошим воспоминаниям. Но сегодня Ферро пришел в бордель не за тем, что ищет в нем большинство посетителей: его интересовало нечто более возвышенное и важное, чем женщины - информация. Знание, если угодно. А уж этой ценностью maman всегда могла поделиться с посетителем: были бы у того деньги. И, хотя Аньес всегда предупреждала алкающих новых слухов и сплетен, что не всегда они могут быть достоверны, но, к чести женщины, в подобных вещах ошибалась она редко: сказывалась долгая практика.
Maman никогда не трепалась о своих клиентах, пришедших с иной целью, и capitane мог не волноваться, что о его интересе узнает Данте или его люди. Сегодня свои сведения женщина оценила в пятнадцать золотых: а это значит, что она знала не так уж много. Помимо уже известной Ферро информации об убийствах, Аньес с ним поделились следующим:
Primo. И не надейся, хороший мой, их переманить. Они уверены, что если Эстакадо станет графом, то он их не забудет.
Secundo. Они сейчас будут работать со всем тщанием - по той же причине, и по причине того, что за успешный поиск убийц Данте их наградит.
Tertio. С оружием и доспехами у них все так же хреново.
Понимаю, этого мало. Пока что мало. Так что, милый мой, приходи через пару деньков - добавлю еще что нибудь. Расцеловав мужчину, maman Аньес попрощалась с ним со всей горячностью своей натуры.
...В полутемном подвале траттории сегодня собрались те, кто всегда шел по линии наибольшего сопротивления, всегда шел поперек законов человеческих. Тусклая лампадка давала лишь слабый свет, и полутьма вокруг казалась живой от скачущих теней. Неверные отблески пламени придавали что-то демоническое лицам, собравшимся вокруг, рисуя в подвале строгий черно-алый этюд. Впрочем, многие мирные обыватели, узнав присутствующих, наверняка бы испугались, ведь здесь собрались все сливки воровского и разбойничьего общества. Но тем сильнее бы удивился наш вооброжаемый свидетель, если бы углядел лицо того, кому молча внимали замые знаменитые criminale. Матиас Джованни, весельчак и хозяин ряда тратторий, говорил, а бандиты его слушали, как дети отца. И, когда он закончил, поднялся один из кого общество вне закона уважало больше всего. Почесав седеющий клинышек бородки, он согласно кивнул:
- Задача ясна, старший. Сделаем. Найдем и собеседников для слуг, и помощников для Кальдерони, и дополнительных топтунов. Если тебя постигнет судьба Фаррадачи, в ночном братстве начнется склока - а нам это не нужно.
Говоривший сел на свое место, и поднялся следующий: борода лопатой, крепкие руки в шрамах, пронзительные черные глаза. Он пробасил, оперевшись на скрипнувший стол:
- Матиас, из последнего. В город пришли кондотьеры, остановились в особняке Пикколомини. С ними видели крысюка-Кольвицци. Надеюсь, тебе это поможет.
...Дорога Беатрис не была долгой. Вот и лагерь актеров, готовящихся вскоре отыгравть заказанную пьесу. Все довольны, счастливы и в предвкушении ошеломительного успеха. Похихикивая и расточая комплементы, "Эней", представившийся Маурицио, отвел ее к шатру хозяина труппы, наказав ничему не удивляться - сегодня маэстро превзошел самого себя.
Маурицио не ошибся: перед синьорой Джованни предстала картина Амадэо, наряженного в женское платье, мило накрашенного и что-то увлеченно писавшего убористым почерком. Услышав вошедшую женщину, он сначала раздраженно выругался голосом, почти неотличимым от женского: - Кого еще черти на закорках принесли? Я занята, - но обернувшись и увидев Беатрис, весь расцвел, подскочил к даме и расцеловал ее.
- Ах, как я счастлива, что пришла та, чье сердце отдано искусству! А я - творю, но ты важней мне, чем муки творчества и томные потуги отдать бумаге то, что в голове моей парит! Сегодня нас ждет чудо, и я в восторге, что ты здесь, Прекрасная Елена - Беатрис!