Звучная и изысканная музыка услаждает слух. Вокруг – танцующие пары кружат в едином ритме. Чужие лица то и дело мелькают перед глазами; различные выражения эмоций застыли на них. Любопытство, интерес, кокетство. Играют в уголках губ чарующие улыбки. Лёгкий гул приглушённых разговоров стоит в зале, окутывает незримым облаком танцующих людей, что, зачастую не отрывая друг от друга взгляда, ведут собственные разговоры. Дружба, флирт, политика – сегодня можно было говорить всё. Но так, чтобы тебя не услышали. Не поняли, насколько сильный яд расточают твои уста, и какой искренней ненависти полны твои речи. Ты должен был улыбаться. И делать вид, что всё в порядке. Ведь ты здесь – на балу фальши и лицемерия.
Он готов был выплюнуть скопившуюся ярость. Закричать, сжать хрупкое запястье, ощущая её слабость и собственную силу. Мог бы, подобно остальным, тихо и практически неслышно прошипеть проклятия и бросить ей обвинения. Но он молчал. Цепко держал её руку, сжимал тонкую талию. Не отводил обжигающего, полного слепой ревности и злости взгляда, заставляя её ощутить подобие собственной вины.
Она смотрела ему в глаза. Молчала. У неё тоже были свои мотивы злиться. У неё был собственный взгляд на ситуацию. Но в большей степени её не устраивало моральное давление, ощущаемое ей во взгляде Сальваторе, и теперь – во взгляде собственного мужа. И если поведение первого было вполне объяснимо, то природа гнева Матиаса была ей не до конца ясна. Возможно, осознание всего придёт чуть позже, но в данный момент Беатрис Джованни считала, что по вине мужа лишилась некой возможности.
…Музыкальная композиция прервалась неожиданно, остановив движение танца. Воцарилась тишина на некоторое время, но лишь затем, чтобы в следующее мгновение её нарушил голос хозяйки вечера. Обращаясь ко всем своим гостям, она поднимала бокал. На лице её сияла искренняя и весёлая улыбка, способная растопить сердца находящихся в зале мужчин. Беатрис помрачнела, хмуро наблюдая за ней и вспоминая недавние события.
Через несколько минут перед гостями появился невысокий незнакомец. Смуглый оттенок кожи, чернота глаз и манеры выдавали в нём человека, приезжего из далёких южных стран. Сильный акцент его речи забавлял, вызывая улыбку. Оказавшиеся рядом спутницы в пёстрых нарядах привлекали взгляд, а заигравшая музыка радовала своей явной экзотичностью. Металлические монеты звенели в такт пластичным движениям танцовщиц...
Чета Джованни молча наблюдала за представлением. Особенно внимательный взгляд отметил бы родившееся между ними напряжение. Каждый из них явно был поглощён собственными мыслями.
Матиас следил за развернувшимся действом отстранённо. Конечно, подвижный и игривый танец неизменно радовал мужской взгляд, но сегодня он не задержался на женских телах. Дело не в том, что он злился... хотя продолжал злиться до сих пор. Просто не понимал, как Беатрис могла быть такой дурочкой – мало того, что была слишком неосторожна, так ещё продолжала разговаривать со Стефаном, вести непринуждённую беседу, словно всей этой ситуации с графским титулом и не было. Конечно, в нём играли мужские амбиции и ревность. И примесь восточной крови, что бурлила в его жилах вполне очевидной для южного народа агрессией. Он понимал, что это плохо. Плохо для него. Беатрис была его слабым местом. И Сальваторе его нашёл. И в него же ударил.
Но дело было не в этом.
Слова Дестефани взволновали главу воровской гильдии. Он наблюдал за женщиной, чьи прелести так расписывал Кальдерони ещё некоторое время назад, и думал о ней. Действительно обладающая природной красотой, она явно знала об этом и этим пользовалась. Сейчас – чтобы очаровать гостей. Отвести их взгляды от чего-то более стоящего…
Матиас желал проследить за ней. В частности потому, что минутами ранее она так задушевно общалась с Эстакадо. Он пожалел даже в этот миг, что пригласил к себе Леопольдо – если бы не его общество, слежку вполне можно было бы осуществить. Или если бы он не отпустил так рано Баччо… Теперь, как гостеприимный хозяин, он не должен был оставлять своего гостя. И как человек, идущий к определённой цели, обязан был ухватиться за возможность выведать некоторые тайны. Если у Кальдерони они, конечно, были. Возможно, он поставил не на ту лошадку. Возможно, выбрал не того. Но в одном он был уверен – получив в союзники этого человека, он мог связаться с Апостолом.
Беатрис придирчиво оглядывала танцующих женщин, с некоторым пренебрежением отмечая вульгарность их одеяний. Но, подобно мужу, разглядывая яркие двигающиеся фигурки, она думала о другом. Мысленно возвращалась к короткому разговору и эпизоду появления Матиаса. Она была твёрдо уверена, что если бы не появление мужа, ей хватило бы времени узнать Сальваторе получше. Матиас, вопреки своей профессии, специфика которой заключалась в частом общении, был личностью достаточно закрытой. Не любил приёмы. Не шёл на контакт специально. Для него было странно общаться на приёме со своим врагом. Беатрис его отчасти понимала, но совершенно не принимала подобную политику. Она считала, что врагов можно узнать только в близком общении.
Ещё немного времени. И она собрала бы в паззл единый образ... Поняла какие-то мотивы. Разглядела жизненные принципы. И в последствии смогла бы предугадать какие-либо действия. Но Матиас... всё испортил.