Траурная церемония, больше похожая на обыкновенный светский раут, шла своим чередом. Гости мирно беседовали, попивая вино, кто-то изредка подходил к столу, кто-то задумчиво слушал менестреля и аккомпанирующий ему небольшой оркестр. Хозяйка вечера, бросив благодарный взгляд на Доменико и отдав какие-то указания слугам, присоединилась к компании, обсуждающей петушиные бои, заняв место Матиаса Джованни, которому даже на светской церемонии не дали отдохнуть, побеспокоив очередными рабочими моментами. Вскоре разговоры этой компании, не без усилий синьоры Дестефани, перешли на текещую ситуацию во Флоренции, стонущей под фанатичной диктатурой Саванаролы, которую не одобряли все присутствующие, наконец найдя хоть какую-то точку соприкосновения взглядов.
Наконец, прибыл последний припозднившийся гость - капитан Эстакадо. Извинившись перед собеседниками, Магдалена встретила гостя, сделав комплимент его прекрасно подходящему к этому печальному вечеру наряду, и проводила его ко столу. Вскоре, по просьбе Дестефани, все собрались у Бальдассаре Фаррадечи, которому неаполитанка и предоставила право первого слова - как ближайшему из присутствующих здесь родственнику по мужской линии.
Прокашлявшись и немного помявшись, непривыкший говорить речи гуманист все-таки подобрал нужные слова и громким голосом обратился к достопочтенной публике, молчаливо внимающей ему:
- Синьоры и синьориты! Мой брат, Бернардо, был славным и достойным мужем и хорошим человеком. Увы, он умер во цвете лет - но такова природа людская, ведь все мы смертны. Я... Я хочу, чтобы мы все подняли кубки за него. И пускай он послужит нам примером человеколюбия и добронравия. Он всегда привечал тех, кто несет свет разума - и пускай мы все пойдем по его стопам. Он умер, и его больше нет с нами. Но мы его помним, и это хорошо. Все.
Выслушав сбивчивую речь безутешного родственника и дождавшись ее окончания, хозяйка вечера вместе со всеми выпила за покойного Бернардо, и тихим, полным скорби голосом сказала:
- Я тоже позволю сказать пару слов о безвременно почившем Бернардо Фаррадечи, славном воине и добром христианине. Господь забрал его к себе из этой юдоли скорбей, и ныне благородный синьор пребывает в раю, смотря на нас с небес. И в этот вечер мы все, как один, вспоминаем его заслуги, и благославляем Создателя за то, что нам довелось общаться с сим достойным во всех отношениях синьором, черпая мудрость из его слов. Мы все скорбим о том, что он покинул нас, и приложим все усилия, чтобы не посрамить его память. Помолчим же, вспомним все хорошее, что он сделал и нам и городу, и выпьем за упокой его чистой души. А потом продолжим наш вечер - ибо мы живы и не готовы предаваться греху уныния.
...Когда все поминальные слова были сказаны, и гости вновь разбрелись по зале, музыканты заиграли легкую танцевальную мелодию, и вот уже первые пары закружились в танце по обширной зале. Сама же Магдалена, оставив гостей веселиться и пить, утащила в сторонку Данте Эстакадо, о чем-то беседуя с ним.
После церемонии чувствующие себя не в своей тарелке де Боно снова прибились к семейству Сальваторе. Эмилио, нервный и напряженный, но старающийся держать спину прямо и смотреться уверенно, залпом отпил прямо из горла прихваченной со стола бутыли и, сыто отрыгнув в сторону, обратился к главе дома Сальваторе:
- Слыш, Фано, мы постоим тута, а? Мне среди этой помойки не уютственно, а ты, хоть и французик, а мужик нормальный. Да и дочь у тебя красивая, как дамасский клинок: с ней того, даже стоять рядом приятственно. И все же, что за паскуды решили выпустить кишки моему sergente? Ну вот я думал-думал, и все же решил, что это наверняка этот бородатый имбецил-Фаррадечи. И грустит он потому, что его план провалился, и ясно, что мы его скоро возьмем за гузку, а?
Мария де Боно, стоявшая чуть за спиной отца, при этих словах закрыла лицо рукой, будто не желая даже видеть то, как ее отец пытается изъясняться "куртуазно". Девушка сквозь пальцы бросила взгляд на танцующие пары, явно желая присоединиться к ним, но осталась стоять на месте, не смея перечить воле сурового Эмилио.
После церемонии чувствующие себя не в своей тарелке де Боно снова прибились к семейству Сальваторе. Эмилио, нервный и напряженный, но старающийся держать спину прямо и смотреться уверенно, залпом отпил прямо из горла прихваченной со стола бутыли и, сыто отрыгнув в сторону, обратился к главе дома Сальваторе:
- Слыш, Фано, мы постоим тута, а? Мне среди этой помойки не уютственно, а ты, хоть и французик, а мужик нормальный. Да и дочь у тебя красивая, как дамасский клинок: с ней того, даже стоять рядом приятственно. И все же, что за паскуды решили выпустить кишки моему sergente? Ну вот я думал-думал, и все же решил, что это наверняка этот бородатый имбецил-Фаррадечи. И грустит он потому, что его план провалился, и ясно, что мы его скоро возьмем за гузку, а?
Мария де Боно, стоявшая чуть за спиной отца, при этих словах закрыла лицо рукой, будто не желая даже видеть то, как ее отец пытается изъясняться "куртуазно". Девушка сквозь пальцы бросила взгляд на танцующие пары, явно желая присоединиться к ним, но осталась стоять на месте, не смея перечить воле сурового Эмилио.
Услышав об интересе Беатрис, маэстро весь расцвел:
- Ах, прекраснейшая из достойнейших женщин под луной! Актеры уже репетируют, а я здесь, проникаюсь духом высшего общества и беседую с вами, той, кто почти стала моей музой. Сам вид ваш возносит душу вашего скромного слуги к вершинам Парнаса, даруя ему все новые и новые искры таланта поэта! Вы чудо и ангел во плоти, и я не в коей мере не подведу вас! Но пойдемте к нашей хозяйке вечера, она уже собирает всех для глупого траура по болвану-Фаррадечи!
...Матиаса проводили к выходу из особняка, где его ожидал, переминаясь с ноги на ногу, один из его подручных, известный Джованни как Браччо Быстрый Нож. При виде Маттиаса тот громко обратился к дворянину:
- Синьор, простите, что отвлекаю, но в "Веселой норе" произошло одно неприятное происшествие, и хозяин сказал доложиться Вам. Я вам сча доложусь обо всем ентом.
Слуги дома Дестефани пвежливо отошли подальше, так, чтобы не услышать ничего, а разбойник шепотом продолжил:
- На банду Апостола мы не вышли, но вот Пьетро Мелкий, что отправился искать их в сторону тракта на Брешию, не вернулся, хотя обязан был. Вот селезенкой чую - подстрелили его эти древолазы засадные. Че делать-то будем, capo? Мабуть, ночью исчо группку послать в ту сторону? И пущай они ищут, а заодно поорут, что они им не враги.
После траурной церемонии хозяйка дома подошла к капитану и попросила его вместе с ней отойти в сторонку. Оказавшись в отдалении от прочих гостей, неаполитанка мягко положила руку на грудь капитана и уверенным, не терпящим возражений тоном обратилась к нему:
- Данте, я вижу, что вам пришлось столкнуться с врагами, дабы попасть сюда. Эти негодяи посмели пустить вам кровь, я отчетливо вижу это. Проклятье на головы тех, кто посмел напасть на вас! Я настоятельно требую, чтобы вы проследовали за мной на второй этаж, где я смогла бы излечить ваши раны, если они не глубоки, или обеспечить вам надлежащий покой и уход. Не отказывайте мне, рыцарь, прошу вас.