Небольшой трехэтажный особняк Дестефани располагался на via Colonia, одной из улиц города, бравшей свое начало от центра Пьяченцы - площади Ангелов. Не смотря на непрезентабельное название, via Colonia была одной из самых дорогих улиц города, и немногие могли себе позволить владеть недвижимостью там. Помимо самых дорогих лавок, на этой одной из старейших улиц города располагался трактир "Золотая Роза" - самое дорогое заведение подобного типа в Пьяченце, уже не первое поколение принадлежавшее достойной купеческой семье Верди. Нынешний хозяин "Золотой Розы", Оттавио Верди, стабильно был вне политики, не уставая повторять, что хорошего купца и владельца трактира от своих дел может оторвать только война, чума или папский легат.
Особняк синьоры Дестефани был одним из самых новых зданий на улице, и был возведен на месте Дома Падилья, принадлежавшего некогда знатному дому, истребленному в междуусобице лет сто назад. Выкупившая заброшенный дом неаполитанка приказала снести руины, и вскоре на месте пользовавшихся дурной славой развалин было возведено уютное белое поместье в древнеримском стиле.
Вокруг особняка был разбит аккуратный цветник, а у невысоких побеленных стен росли невысокие оливы и смоковницы. В центре дома, меж высоких колонн, подпиравших расположенную на втором этаже анфиладу балконов, шла мраморная лесница, по которой гости дома могли попасть на первый этаж, где услужливый лакей помогал синьорам и синьоритам оставить верхнее платье и провожал их в большую залу, композиционно разделенную на три части. Центральная из них представляла собой большое пустое пространство, отведенное под танцы. В правом крыле был расположен большой стол, могущий разом вместить за себя до полусотни гостей, а также выход в служебные помещения, откуда расторопные слуги приносили благородным гостям еду и напитки. В левом же крыле, по образцу римских поместий, были расположены маленькие домашние термы, в обычное время отгороженные от остальной части дома непрозрачной ширмой.
Из центральной залы также вела лесница на второй этаж, где почтеннейшей домовладелицей были устроены ряд небольших комнат, в которых визитеры могли без опаски общаться и решать интересующие их вопросы. Кроме того, на втором этаже располагались жилища профессионально нелюбопытных слуг неаполитанки, многие из которых были сарацинами и ни слова не понимали по итальянски. Основным же украшением этажа служила длинная балконная анфилада, опоясывающая весь дом и открывающая превосходный вид как на сад, так и на окружающий город - благо особняк был расположен на небольшом холме, возвышаясь над окрестными постройками.
На третий этаж гости практически никогда не допускались, так как именно там располагались покои Магдалены, а также ее таблиний. Впрочем, по рассказам тех, кому довелось подняться туда, третий этаж ничуть не уступал всему остальному дому, являя собой доказательство того, что молодая вдова явно не бедствует. Будучи поклонницей античности, синьора Дестефани не поскупилась на приобретение подлинно древнеримских произведений искусства, и теперь ее особняк был украшен статуями и бюстами давно минувших веков, времен погибшей Империи. Впрочем, уж в чем, а в отсутствии чувства вкуса Магдалену Дестефани упрекнуть было нельзя: все было подобрано очень аккуратно, выдержано в едином стиле и общей гармонии.
Вошедших гостей встречала установленная на столик в центре атриума картина - портрет покойного Бернардо, перевязанный черной лентой. Подножие портрета, принесенного из безутешного дома Фаррадечи, утопало в живых цветах.
Каждого из гостей встречала лично хозяйка, обетая в платье, стилизованное под античную тогу. Молочную белизну ее одежд оттеняли лишь золотые украшения и пупурная кайма по подолу. С царственным величием неаполитанка приветствовала вошедших, и предлагала достойнейшим присоединиться к поминовению безвременно почившего синьора. Каждый жест, каждое слово южанки были отточены и безукоризнены, а в глазах ее стояла такая, несомненно притворная, тоска, что казалось, что покойный был смыслом ее жизни.
В пиршественной же зале, отделенной от атриума яркой ширмой, царило спокойствие и веселье. Сновали слуги, разнося напитки, менестрель играл какую-то кансону, посвященную герою современности - Чезаре Борджиа, стол ломился от явств. Сегодня на приглашение вдовы откликнулись многие, и сейчас в зале сидели разнаряженные в пух и прах Альберти, Нинни и Марио, о чем-то шепчущиеся в углу; ди Ферранти и Сориа, обсуждающие недавние петушиные бои; внимательно и чуть озадаченно слушающий музыку Джильди; Кальдерони, расспрашивающий жеманного и накрашенного Амадео о предстоящей пьесе; мечтательная Пикколомини, хищным взглядом провожающая холостых мужчин; угрюмо накачивающийся вином Брауберг и похожие на нищих родственников раздраженные и напряженные де Боно, причем Марию в коем-то веке можно было увидеть в платье, которое ей, впрочем, ну абсолютно не шло.