Слуги в "Золотой Розе", обслуживающие синьора Колонна, были очаровательно молчаливы и, вдобавок, как один страдали избирательной потерей памяти - все просьбы Доменико после исполнения мигом ими забывались. Короткий приказ - и Пьеро и Антонио, два молодых прислужника, избранных эмиссаром герцога Сфорца за свою сообразительность и оперативность, синхронно поклонились и, взяв послания, отбыли. Доменико знал, что может не сомневаться: его воля будет исполнена, и письма вскоре попадут адресатам. Конечно, парням могут помешать разные непредвиденные обстоятельства, но они - ребята сообразительные, и с легостью справятся с элементарным поручением щедрого господина.
Ха! Еще бы не справились: Доменико, как никто другой в Пьяченце, знал, что золото делает людей куда как более верными, чем любовь, уважение и прочие меры воздействия. Златолюба, конечно, могут перекупить, но тут уж юноша был абсолютно спокоен - в этом вшивом городке он богаче всех, и никакой cretino не сменит верность щедрому римлянину на верность полунищему дворянчику из местных.
Впрочем, хватит думать о политике - сейчас куда интереснее будущий раут у неаполитанки. Саму вдову сложно заподозрить в сочуствии кому-либо из местных: она всегда держалась особняком, будучи равно вежливой и милой со всеми. А светские мероприятия проходили у нее в салоне исключительно на договорных отношениях: желающий устроить бал, например, или поминки, как сейчас, должен был раскошелиться для предприимчивой Дестефани. Многоопытный Доменико уже по тексту и оформлению письма мог определить, сколько Фаррадечи выложили на эту встречу: никак не меньше ста, но не больше ста пятидесяти золотых.
Ударять в грязь лицом перед местными римлянин не собирался, и посему к выбору костюма приступил заранее, с помощью пары миленьких служаночек, принесших для него большое зеркало. Но завершить подбор наряда Колонне не дали: дверь с шумом отворилась, и в комнату буквально ввалился укутанный в антрацитово-черный плащ "Якопо". Конспиратор хренов. Неужто этот cazzo не понимает, что выглядит буквально как опереточный злодей? Разило от Кольвицци, как от разгромленной винной лавки.
По легкому жесту руки Колонны девушки покинули помещение, и только тогда Альберто, покачнувшись, снял плащ и, пританцовывая, подошел к римлянину. Дохнув на нанимателя перегаром, сребролюбец заплетающимся языком произнес:
- Привет, фра Нико! Я ж г'рил т'е, че я тут самый лучший, да!? Так вот, я, cavolo, самый охеренный во всей Италии! Эта тупая troia - Пикколомини поверила, че с бандой кондотьеров за спиной ее наверняка возьмут в жены! Эта старая cagna сказала мне, п'дыскать ей группку получше, и она готова финансировать их из своего сраного кошелька! Как же она меня stare sul cazzo! Ну ниче, мы с тобой, фра, всех их сделаем! Мы им покажем, что значит Альберто Кольвицци!
С этими словами пьяный мужчина покочнулся и, словно подрубленная мачта, рухнул на пол. А брезгливо глядевший на это Доменико понял, что до выхода в особняк Дестефани ему осталось не более получаса.