Убрав клинок в ножны и пристально посмотрев в глаза мужчине, Мария степенно кивнула визитеру:
- Что же, синьор, я вас предупредила. Будьте в этом доме гостем, и, если мой почтенный отец будет несдержан по отношению к вам, уведомьте его об этом.
Добро пожаловать в особняк де Боно, для нас честь встретить вас в этих стенах. Увы, мы не были готовы к вашему визиту, так что не обессудьте за недостаток гостеприимства. Я распоряжусь, чтобы слуги с завтраком были наготове, и в любой момент имели возможность предоставить вам кушанье. Надеюсь, хозяин дома вас не сильно обидит, будьте снисходительны к нему и его нынешнему состоянию. А теперь извините меня, но я вынуждена Вас покинуть.
Еще раз отвестив легкий полупоклон, девушка утерла платком взмокший лоб, и направилась ко входу для слуг, откуда явственно доносился запах какой-то стряпни.
Внутри особняка де Боно было тихо и пустынно, будто черная смерть в один миг забрала всех его обитателей. Но Стефан, знавший горячий нрав Эмилио, не стал обольщаться - наверняка солдаты и челядь поспешили попрятаться по углам от разгневанного утренними вестями хозяина. А что де Боно был в гневе, так это глава магистрата понял сразу, по валяющемуся у стены приметному мориону с алыми, немного потрепанными перьями. Подобный шлем мог принадлежать только хозяину особняка, и гость, знавший привычку ветерана, когда тот был в раздражении, швырять головной убор об пол, мигом сделал надлежащие выводы. Да и слова Марии подтверждали увиденное. Вопрос был только в том, как быстро перегорит озлобленный вояка, и как быстро окажется способен к более-менее разумному и связному разговору.
По скрипучей лестнице Стефан поднялся наверх, и на секунду замер у приоткрытой двери. Кроме потрескивания дров в камине и тяжелого сопения де Боно больше звуков не слышалось, а значит, хозяин особняка уже выпустил пар на свитских, переломал пару лавок, выпил пару бутылок своего прокисшего пойла под кличкой вино, и теперь, наконец, успокоился. Покрайней мере, на это следовалоинадеяться. Но Сальваторе знал, что и в таком состоянии Эмилио может вспыхнуть мгновенно - а значит, в общении надо быть предельно осторожным.
Тяжелая дубовая дверь, протяжно заскрипев давно не смазываемыми петлями, отворилась, впуская главу магистрата в уже знакомую залу. В углу все также горел камин, а за столом сидел так и не снявший панцирь де Боно. Перед ним на дубовой поверхности в ряд, как солдаты на плацу, стояли пять бутылей вина, и еще пара, как заметил чиновник, уже опустошенными валялись под столом. Рожа де Боно была красной, как перья на отброшенном шлеме, но в глазах его уже не было ярости и злобы - только затухающее раздражение.
При виде вошедшего ветеран грузно поднялся во весь рост и расправил широкие плечи. Опершись на стол, он несколько секунд буравил гостя взглядом, и наконец, стукнув по столу так, что стройный ряд бутылей нарушился, прогудел:
- А, это ты, маленький stronzo! Che cazzo vuoi da me? Что, решил оторвать от стула свою французскую buca di culo и прийти позлорадствовать над моим провалом? А вот vaffanculo!!! Не дождешься! Тебя с лестницы спустить, или сам сбежишь, поджав трусливый хвост! Ишь, что выдумал: запретить дуэли, зная, что я иду бить Эстакадо!
Не смотря на грозный вид де Боно и его воинственно топорщующася бороду, Сальваторе отчетливо понимал, что сейчас Эмилио поднимать на него руку не собирается, да и ругается, как кондотьер, не потому, что ненавидит его, а от общего взвинченного неудачей состояния. Но еще многопытный мастер интриг понимал, что такой легкой победы над простоватым воякой, как вчера, не получится: хотя врагом де Боно он не стал, но и "дружком-французишкой" быть перестал. Впрочем, к остальным претендентам на графскую корону грубый ветеран точно относился еще хуже, что не могло не радовать.
Кроме того, в предстоящих переговорах у Сальваторе был еще один козырь: излишне умный и, как оказалось, весьма сноровистый в обращении с клинком Чени в ближайшее время точно не сунется к хозяину, а значит у Эмилио не будет никакой поддержки, и он будет решать только сам.