Город утонул в мерцающих огнях, что освещали тёмные улицы из квадратных проёмов окон. Умиротворяющая тишина объяла паутину раскинувшихся узких улочек и бульваров, лишь редкий прохожий нарушал её звуками собственных шагов.
Матиас был одним из тех, кто вышел этим вечером из дома. И, проезжая мимо чужих домов, он вдыхал ароматные запахи готовящегося ужина и слушал чужие голоса, что доносились из ближайших приоткрытых окон. Он знал наверняка, что именно могли обсуждать за столом эти люди: ещё недавно спокойная Пьяченца буквально взорвалась от шокирующей новости. Он усмехнулся. Эти люди могли сейчас обсуждать его семью, возможно, желать ей смерти, не ведая, что один из названных избранников проезжает сейчас мимо их домов.
Джованни чувствовал себя превосходно. Возможно, от того, что любил ночь и прогулки под пологом тьмы. Его не сковывал страх от давящего отовсюду мрака; наоборот, он считал его своим союзником. Он двигался бесшумно, словно тень, чувствуя себя в своей стихии.
Дом ростовщика встретил его приятным золотистым светом в океане царствующей на этой улице ночи. И сам хозяин встречал его радушно; пригласил присесть, предложил, как и любой хороший хозяин, закусить и выпить. Но, верно, вся эта суета лишь для того, чтобы посетитель проникся к банкиру симпатией, а после рот не разевал на названные после завышенные проценты. Но Матиаса цена кредита не удивила; старый еврей был прав, до него дошли слухи.
Подписывая документ и получая деньги, Джованни подумал о том, кто побывал ещё сегодня у бар-Шалмона и были ли среди его посетителей его прямые конкуренты. Но - всему своё время. Всё, что нужно, он узнает.
***
Беатрис вошла в театральный городок и попала в иной мир: полный ярких красок, улыбок и комплиментов. На щеках девушки заиграл румянец. В глазах её блестел азарт, и тонкие пальцы чуть-чуть дрожали от переполнявшего её восторга. Никогда не приходилось ей бывать за кулисами, и эта обратная сторона театра показалась ей восхитительной.
...Амадэо оказался до крайности интересной личностью. И правду о нём говорили - любил он косметику и был несколько женоподобен, но, пожалуй, это придавало ему какой-то свой, особый шарм.
Беатрис отметила то, что Винченцо её знает, и это не могло не польстить ей. Она выслушала все предложения Амадэо, с каждым разом всё больше понимая, насколько театр в самом деле нуждается в деньгах: он готов ей расписать самые лучшие декорации и сценарий и набить за это приличную цену. Впрочем, Беатрис его не осуждала: такие времена. То, что вчера казалось делом, не стоящим внимания, теперь становилось очень важным, а то, что стоило дёшево, резко поднималось в цене. Но стоило отдать артисту должное - расписывал он очень вдохновенно. Что ж, это сотрудничество могло принести свои плоды - если одна лишь идея способна вызвать восторг, то что станется с теми, кто будет удостоен чести лицезреть сиё творение?
Беатрис поспешила выказать своё собственное восхищение по поводу услышанного:
- О, синьор, это замечательно! Признаюсь, я искренний ценитель искусства и поклонница вашего творчества, мне было бы очень приятно, осчастливь вы публику, и меня в их числе, своим театральным шедевром. Семья Джованни будет очень вам признательна, и не одной лишь словесной благодарностью, - тут Беатрис тонко улыбнулась и слегка прищурилась, приступив к тому, что её больше волновало: - Я очень хотела бы увидеть воплощение вашей самой безумной и гениальной идеи, но... синьор Амадэо, каждая идея проникает в разумы тех зрителей, что готовы её воспринять. Мне бы не хотелось ставить рамки только для благородных особ: я думаю, ваш театральный триумф должны видеть люди и более низкого сословия. Время нелёгкое, всем нужно отдохнуть разумом и душой. Мой муж, Матиас, как известно, выказывает свою доброжелательность не только по отношению к богатым... Это должно быть что-то облечённое в форму, такую, чтобы простой зритель её понял, но и со смыслом, что может стать пищей для ума. Я хотела бы видеть в вашем исполнении Высокое Искусство, но, боюсь, сейчас не то время... Надеюсь, вы меня понимаете, синьор? - Беатрис пожала ему руку, очаровательно улыбаясь. - Мой муж не готов тратить двести сольдо на постановку, но и пятидесяти будет недостаточно. Синьор Амадэо, вашу неоценимую помощь семья Джованни не забудет: как только вся эта жалкая суета окончится, она станет вашим покровителем, и вы сможете воплотить в жизнь свои лучшие идеи.