До дома Аарона бар-Шалмона Матиас добралься без проблем. Даже в этот поздний час лавка пожилого ростовщика была ярко освещена, являя собой прямо-таки лучик света в темном царстве окрестных домов, жители которых не собирались тратить всечи понапрасну.
Когда синьор Джованни вошел внутрь, хозяин поднялся со своего места, церемонно кивнув позднему визитеру:
- Таки шэ старый еврей может сделать для такого достойного молодого синьора? Если ви таки пришли делать погром, то не могли бы вы зайти завтра: Сара и дэти уже имеют видеть седьмой сон. А завтра мы будем честно стенать и жаловаться на погромщиков, шэб люди знали, шэ не зря пришли до моего бедного дома.
Узнав, что визитеру необходимо всего лишь воспользоваться услугами банкирского дома Медичи, старик расплылся в широкой улыбке, и, погладив длинную бороду, произнес:
- Азохэн вэй! Так таки сразу бы и имели слов! До как много сумм вы имеете интэрэс?
Названное число заставило ростовщика призадуматься. Сумма была немаленькая, а в нынешней ситуации посетитель мог умереть раньше, чем успеет отдать и долг, и проценты. Тогда для Аарона это будет чистый убыток. Впрочем, за душой у главы дома Джованни было и немало дорогого имущества, и его отчуждение в пользу Медичи решило бы проблему. Немного обдумав план вероятных действий в случае неудачи, представитель банкиров всплеснул руками:
- Таки я вижу, шэ молодой человек имеет серьезные дела и хочет серьезную сумму. Я имею вам слов, шэ четыреста гелт это немало, и многих других я бы огорчил отказом. Многих, но не вас. Условия займа достигли ваших ушей, достославный Матиас.
Дворянин подтвердил слова ростовщика, и тот, позвав из соседней комнаты молодого еврея, как две капли похожего на Аарона, и потребовал принести указанную сумму. Сам же сын богоизбранного народа взял лист явно недешевой бумаги и чернила, и принялся за составление долговой расписки.
Матиасу, пока тот ожидал, предложили вина и фруктов.
Наконец, деньги были принесены, а документ в двух экземплярах составлен. Высокие договаривающиеся стороны оставили под бумагами свою роспись, и Матиас стал счастливым обладателем немаленькой, по нынешним сложным временам, суммы в четыреста сольдо. На этит деньги он мог нетолько оплатить услуги своих шпионов, но и много чего еще провернуть. И пускай придется отдавать и деньги, и проценты, но вложения в будущую власть оправдываются всегда. Деньги и дома проигравших нетолько позволят погасить долги, но и серьезно поднимут благосостояние счастливой семейной пары Джованни. А уж графская цепь...
Мысли титулованного criminale прервал надтреснутый голос еврея:
- И да послужат эти скромные гелт удовлетворению ваших желаний. Жду вас через неделю с новим визитом. Лэхатриот, благородный Матиас Джованни!
...Когда нарядная Беатрис прибыла к небольшому палаточному городку, где разместились актеры, она, как показалось, словно бы переступила незримую незримую черту между унылым вечерним городом и ярким царством веселья: здесь небыло грустных и озадаченных лиц, здесь все жили яркой жизнью и дышали полной грудью.
Явившуюся даму сопровождали к шатру Амадео почти всем театром. Буквально за одну минуту пути женщина наслушалась комплиментов от актеров больше, чем от мужа за месяц. В шатер руководителя предупредительные лицедеи за ней не последовали, вежливо предоставив синьоре возможность побеседовать с Винченцо Кресценци тет-а-тет.
Сам мэтр Амадео сидел в глубоком кресле перед высоким зеркалом из венецианского стекла и был занят тем, что умелыми движениями рук подводил себе реснички. Увидев в зеркале отражение вошедшей, мужчина радостно воскликнул, впрочем, ни на секунду не прервавшись от своего занятия:
- Синьора Беатрис! Как я счастлив видеть вас, прекраснокудрая дочь Венеры, затмевающая томным взором и тонким станом красу самой Елены Троянской!
Какие пути, неизвестные суетным смертным,
Богиню направили в этот театр?
Какая печаль, или тяга к искусству,
Позволили мне обнаружить здесь Вас?
Синьора Джованни, слушая этот монолог, про себя отметила, что Амадео, хоть и небыл знаком с ней лично, сразу же признал ее. Будучи женщиной неглупой, Беатрис поняла, что деятель искусства явно навел справки обо всей знати города, дабы ненароком не попасть впросак. А это означает, что ему действительноинужны покровители.
Впрочем, ловить женоподобного мужчину на излишнем знании она не собиралась, и просто поделилась с ним своей идеей насчет грядущего представления.
Глаза маэстро загорелись, и он, по-быстрому завершив макияж, подскочил со стула, как подброшенный пружиной, и порывисто обнял и расцеловал накрашенными губками щеки Беатрис.
- Синьора, вы просто мое спасение! Конечно, я вседа готов дать представление, и не забуду и своих меценатов! Что вы желаете: что-нибудь обычное, простонародное и всем известное? Или на церковные темы? Тут на организацию много ненадо - пятидесяти сольдо хватит.
Или что-нибудь оригинальное! У меня есть безупречные идеи по тематике древнего Рима, и оглушительный успех мне гарантирован! Просто это дороже, а денег на Высокое Искусство у театра нет: большинство людей, увы, бескультурны. Могу злободневное: смерть Цезаря и дрязги Триумвиров! Это будет прекрасным отображением того, что происходит в городе! Если хотите, ваш муж будет играть роль Августа, который, как известно, победил. На реквизиты и жалование для этого действа мне потребуется, дорогая, ажно сто золотых.
А еще, - тут его голос упал до полушепота, - у меня есть идея, равных которой нет во всей Италии. Да что там Италии - во всем мире! Знаете историю Публия Клодия Пульхра? Нет?, - не дожидаясь ответа, маэстро продолжил возбужденным голосом:
- Душенька, сейчас я тебе расскажу самую яркую сцену, которая будет. Клодий умудрился на день Bonna Dea пробраться в храм к весталкам и соблазнить их всех! И это будет на сцене! Ты только представь - прекрасный юноша и четыре молодых девы в белых одеждах совокупляются под ритуальное пение из-за сцены! Это же новое слово в искусстве! Пульхра должны были за это казнить, но Цезарь, его любовник, спас юношу! Ты только представь: пожилой величественный цезарь грубыми сильными руками сжимает хрупкого прекрасного юношу, шепчет в ухо любовнику, что он ему важнее власти, оставляет на бледной коже синяки и засосы! Это же будет восхитительно! Но дорого, дорого, дорого... Ажно две сотни сольдо... Но если они будут - душа и сердце города будут принадлежать мне! Вернее, нам, милая Беатрис! Что скажешь?