Опершись на могучую руку, де Боно задумчиво и несколько печально смотрел куда-то в стену, являя собой, как сказали бы древние римляне, аллегорию задумчивого Марса. Впрочем, этот Марс для основателей Вечного Города, как и для Стефана Сальваторе, был излишне бородат, вонюч и вульгарен. На слова собеседника Эмилио покочал сидевшей на красной бычьей шее головой и промолчал: толи в красках представлял бой с Эстакадо, толи в кое-то веке решил подумать.
Чиновник молчал, давая собеседнику переварить полученную информацию и выразить свое мнение о ней. Высморкавшись и вытерев пальцы о бороду, воин наконец нарушил тишину, глухим голосом высказавшись:
- Да, этот bastardo хороший враг. Мог бы быть еще лучше, если бы поменьше думал. Если хочешь услышать мое мнение, все беды Bella Italia от мозгляков. Сам посуди: все траханные Папы и большинство герцогов умеют думать, но только получат по морде, как сразу поднимают лапки и сдаются, боясь, что им сделают еще больнее. А почему? Потому что слабаки! Только наш Моро единственный нормальный среди них. Он, конечно, тоже мозгами пораскинуть может, но он всеже, в первую очередь, воин. А чем я хуже? С Пьяченцей-то уж справлюсь...
Так вот, дружок, ты там уладь все с суетливыми церковниками, которые орут о том, что честным католикам, дескать, непрестало пускать юшку другим честным католикам. Обьясни святошам, что, если ими не будет править сильная рука, то придут французы или сарацины какие-нибудь, и возьмут город на копье. А я уж завтра постучусь в ворота дома Эстакадо, этого capitane трусливых засранцев, имеющих наглость называть себя стражей, и выбью из него и его людей всю пыль, да так, что весь город закашляется.
А пока попрощаемся: мне еще домашними делами заниматься надо, да и доченька внимания требует, кровиночка моя ненаглядная. Так что бывай, французишка, и завтра приходи к дому Эстакадо - обещаю незабываемое зрелище!
Епископ, видимо, был доволен словами и реакцией юноши, и, еще раз благословив его, попросил удалиться, пока он будет писать обращение к горожанам. Уже знакомый Андре послушник вывел его из покоев отца Феликса и оставил в небольшой, явно гостевой, келье. Мебилировка была скудной: стол да стул. В углу комнаты висело немного потускневшее от времени распятие, а на столе были Библия, кувшин с питьевой водой, да несколько горящих свеч. Предложить юноше поесть никто и не подумал.
Пока Андре обдумывал свою беседу с прелатом, он вдруг подметил некоторую странность: использованный Феликсом эпитет для обозначения Троицы прозвучал как-то... странно? Но юноша, увы, теологом небыл, и понять, что же тут не так, немог. Может, стоит соообщить об услышанном отцу? Вдруг это чем-то поможет?
Спустя пол-часа все тот же мальчик проводил его обратно к епископу.Легким движением руки священник указал наследнику Сальваторе на лежащее на столе письмо и предложил от имени отца подписать его, присоединившись росчерком пера к официальному заявлению Церкви в Пьяченце:
"Дети мои, благословенные жители Пьяченцы!
Святая мать наша католическая церковь вместе с вами скорбит о нашей утрате и смиренно молится за душу покойного графа Агостино Росси. Но не забывает церковь и о прихожанах своих: четыре благородных дома подвергнуты искушению властью. Мы верим, что на смену графу Росси придет достойнейший из них. Но, дабы диаволовы козни не заставили кого-либо пролить христианскую кровь, мы на седмицу запрещаем в Пьяченце все дуэли, а такожде любые поединки оружные. И власть мирская в сием начинании всяко поддерживает власть духовную.
И да будет любой нарушитель подвергнут гневу Господа и добрых людей.
Отец Феликс, епископ.
Стефано Сальваторе, глава магистрата."
Монахов обители святого Льва можно было называть по-разному: грешниками; пьяницами; прелюбодеями; мерзавцами, способными угрожать женщине... Но одного у них было не отнять - мелкие грешки и потворство плоти не мешали им блюсти заповеди святого. Из женщин в монастыре появлялись только редкие шлюхи, и то они после выполнения своей работы незамедлительно выставлялись вон: аббат считал, что пусть лучше братия спустит гормоны в родных стенах, чем будет грешить по округе. А пьянство... Сегодня был особый день, и Эстелле просто неповезло. Старый кондотьер отец Марко, узнав от сына свежие новости, приказал выставить несколько бочек вина для братства. Он понимал, что претенденты, ищущие поддержки церкви, не обойдут своим вниманием и стены его обители, что сулит щедрые подношения от властолюбивых мирян. Чем не повод для маленького уютного празднества? Вот и привратники вместе со всеми и "причастились". И, хотя их и пошатывало, мертвецки пьяны они небыли, да и стрелять в девушку бы не стали. А угрозы... Что угрозы? Просто повод поскорей спровадить увидевшую их не в лучшем виде надоеду.
Как Эстелла не уговаривала монахов, они оказались неприступны в своем упорстве. И пришлось дочери Стефана несолоно хлебавши повернуть коня от монастырских ворот и отправиться обратно домой, к любящему отцу.