Утреннее солнце играло в волосах, грело кожу и опускалось на пол мягкой пеленой, устилая его золотистым ковром. Молочные шёлковые занавеси развевались от лёгкого ветра, проникающего в спальню через открытое, во всю стену, окно. Он доносил с улицы различные запахи и звуки; то были звуки листвы шелестящей, и отдалённый топот десятков чужих ног, и лёгкий гул голосов - центр города оживал, пульсировал, выбивая ритм словно сердце. И щекотали нос извечные, въевшиеся в мостовую этих улиц запахи - кофе, свежеиспечённого хлеба, свежей листвы и перечный запах пыли, что залетала в комнату и кружила серебристыми вихрями, опускаясь на пол.
Его руки мягко скользили по коже, обхватывая тонкий стан жены. Она стояла перед ним, обхватив его голову руками, и целуя в макушку. Он закрыл глаза и прижался к её груди, вдыхая аромат её тела; едва уловимый, мягкий и сладковатый.
Необычайная нежность. С такой нежностью относятся друг другу только любовники, но никак не муж и жена, пробывшие в браке чуть более шести лет. Если бы существовал в эту секунду сторонний наблюдатель, он бы точно решил, что перед ним молодые возлюбленные. Не разгадал бы он, что эти люди знают друг друга уже давно, и многие годы делят друг с другом постель. Ведь с течением времени влюблённость тает, уступая место пресной супружеской жизни, и долг этот становится в тягость обоим, оттого и появляется у супругов некто на стороне.
Так было и с Матиасом, и с Беатрис. Их жизнь, ещё несколько месяцев назад, являла собой зрелище совершенно обыденное для итальянской пары. Они едва ли разговаривали; всё время Беатрис посвящала своему сыну, а Матиас был весь в делах и имел интрижку с девчушкой чуть помладше жены. Всё изменилось... Преграды между ними растаяли, и натянувшаяся струна напряжения лопнула. Ложь, словно ядовитое облако, окутывала их, но теперь... Всё стало ясно и прозрачно, и они видели друг друга насквозь. Ирония судьбы ли в том, что они узнали друг друга по-настоящему только через шесть лет совместной жизни?..
Теперь они всецело принадлежали друг другу. Любовь, что, казалось бы, ушла из их жизни, возникла вновь, раскрываясь свежим бутоном розы. Она цвела и благоухала, распускаясь в грудной клетке трепещущем сердцем навстречу первородному, чудесному чувству. Он вспомнил, как полюбил её в тот день, когда впервые увидел. Как решил, что, во что бы то ни стало, сделает её своей женой, и она родит ему красавца-сына. Она вспомнила, как бросила на него взгляд и застыла, и как быстро забилось сердце, и как потянулось к нему всё её существо...
И сейчас, застыв в одной позе, обнимая и лаская нежные тела, они думали - как они могли забыть?.. Зачем лгали? Зачем возводили преграду?
Лучшим лекарством оказалась правда.
***
В то солнечное утро Пьяченцу огласили крики гонцов, что, браво разъезжая по городу, докладывали такую весть: сюда спешит посланник герцога Сфорца. Матиас Джованни, завтракая в то утро на открытой веранде на втором этаже, слышал это, и чашка с горячим кофе застыла в его руке. Беатрис, сидя напротив, многозначительно взглянула на мужа и выпустила из рук вырывающегося Фредерико. Мальчик подбежал к кованной оградке и посмотрел вниз.
- Папа, там всадник! Посмотри, как он одет, папа!
- Рико, не прыгай. Это опасно, - наказала Беатрис, но не к чести её: думала она совершенно о другом. Впрочем, как и её муж, что читалось по его зеленоватым глазам.
- Я вижу, малыш. Превосходный наездник. Беги одеваться к Матильде, мы идём на площадь.
***
Главная площадь города в считанные минуты оказалась переполнена. Стоял гул; люди топтались на месте, дожидаясь посланника, и переговаривались, живо обсуждая последние новости. Герцог умер, не оставил наследника, кто же будет править Пьяченцой теперь?.. У кого хватит смелости и влияния, чтобы занять почётное место? Каким образом наместник собирается выбрать преемника? Какими способами благородные особы станут добиваться выбора своей кандидатуры?..
Чета Джованни, стоя посреди толпы, казалась даже слишком спокойной и молчаливой. Только в тёмных глазах девушки проскальзывала тень беспокойства, а Матиас нервно теребил ткань собственной одежды. Рико, держа отца за руку, вырывался, норовя убежать вперёд, поближе к пьедесталу, и рука его скользила в вспотевшей ладони отца. В конце концов, Матиас взял сына на руки, чтобы тому было лучше видно, и мальчик успокоился.
...Последние слова слетели с губ посланника, а многие ещё вслушивались в тишину, затаив дыхание. Беатрис оцепенела и даже приоткрыла чудный ротик. Матиас оставался внешне невозмутим.
- Папа, а он правда произнёс нашу фамилию?
***
Кабинет Матиаса Джованни, как и весь его особняк, отличался небольшим пространством и скромностью. Не любил мужчина захламлять место ненужными аксессуарами и побрякушками. Украшением кабинета по праву считался стол - большой, добротно сколоченный, из тёмного дорогого дерева. Эта часть интерьера как нельзя лучше характеризовала своего хозяина; минимум предметов на поверхности отражала его любовь к минимализму, гладкая полированная поверхность - к чистоте, а выбор древесины - любовь к практичным, но и дорогим вещам.
В этом кабинете, несколько недель назад, произошёл тот самый переломный момент, когда между супругами была сказана правда, и теперь олицетворял собой логово того зверя, которому он принадлежал. Здесь, плотно притворяя дверь, обсуждали супруги своё нынешнее положение, и интриги сплетались единым клубком. Каждое ядовитое слово, каждая выдуманная для других семей Пьяченцы ложь - впитывались в эти стены, осаждаясь на поверхности стола, и являлись той же неотъемлемой частью этого кабинета, что и ковёр, что и кресла, что и шкафы.
- Говорят, Альберти созвал некоторых членов совета и обсуждает ситуацию с ними. Глупец! Решил идти против воли герцога и захватить власть самому? - Беатрис стояла, прислонившись к краешку стола, и перед ней, развалившись в кресле, сидел её муж. Он смотрел куда-то вперёд, не видя жену.
- Девочка моя, он купец, ему такая должность ни к чему. Скорее, он найдёт того, кого можно продвигать и спонсировать, а затем и легко им управлять. И, конечно, остальные об этом прекрасно знают... Поддержка главы городского совета дорогого стоит.
- Тогда нужно ехать к нему и улаживать дело.
- Не горячись, Би, зачем срываться с места и спешить? - Матиас улыбнулся, посмотрел на девушку и погладил её руку. - Я думаю, этот толстяк сейчас просчитывает варианты - на какую лошадку выгоднее поставить.
- Ты собьёшь его с толку.
- И не только я. Остальные думают верно сейчас как ты, дорогая; но я не вижу смысла торопиться. Звон монет оттого сладок, что звенит из твоего кармана - мой доход позволяет накинуть ему на руку, в случае чего. Но это может и не потребоваться: двери моих заведений всегда открыты для городского совета, я бываю там часто.
Беатрис чуть успокоилась.
- По-твоему, и вовсе ничего делать не надо - власть и сама придёт в руки.
- А ты хочешь этого, Би? Хочешь получить власть, титул и весь город? Хочешь, чтобы благородные синьоры расступались и завистливо глядели вслед? А мужья их кусали локти от досады, думая, каков везучий этот сукин сын, что вместо них правит Пьяченцей?
Молодая госпожа Джованни расплывалась в улыбке, а глаза её вспыхивали озорным огоньками. Матиас видел её насквозь. Он поднёс её руку к губам и поцеловал нежную кожу:
- Это мне в тебе и нравится. Я восторгаюсь твоими скрытыми пороками, моя маленькая будущая правительница.
- Матиас! Давай поговорим серьёзно, - девушка выдернула руку, но от удовольствия у неё проступил румянец на щеках. - Что ты собираешься делать сейчас? Весь город полнится слухами и пересудами, а твои противники уже вовсю налаживают связи. Но, знаешь, я думаю ты прав... Торопиться не нужно. Можно послушать, что говорят люди и кого они поддерживают больше, и уже тогда что-то предпринимать.
Матиас тонко улыбнулся.
- Умница.
***
Траттория "Cavallo fortunato", расположенная чуть дальше от центра и предназначенная для отдыха горожан менее обеспеченных, встретила своего хозяина со всей положенной оживлённостью и суетой. Матиас был владельцем грамотным, и собственность свою держал в порядке. Чистота и аккуратность были главной заслугой его заведений, но, пожалуй, не единственной; Джованни посещал свои траттории часто, улыбался посетителям и встречал их радушно, как полагается хозяину-итальянцу. Несмотря на нотку холодности в своём характере, Матиас мог спокойно болтать по душам, и, интересуясь делами посетителя, активно поддерживал беседу восклицаниями и жестами - не в той мере, что горячие итальянцы, но живо и, казалось, искренне.
Сегодня он зашёл за порог траттории с улыбкой точно такой же, что и во все предыдущие дни - добродушной, чуть натянутой обязательством. Кажется, весь его облик олицетворял спокойствие, и если он и переживал насчёт возникшего положения, то тщательно это скрывал.
Подозвав помощника, что неустанно следил за всеми пересудами и получал за это звонкую монету, Матиас начал свои расспросы.
***
Беатрис была девушкой отважной и самоотверженной, и потому, следуя указанному мужем пути, нисколько не боялась. Конечно, ей ещё ни разу не посчастливилось видеться с бандитами Пьяченцы, но ради Матиаса она готова была встретиться лицом к лицу с иной стороной жизни города. В какой-то степени она была рада, что её муж связан с этой гильдией и тем более её возглавляет: была в этом какая-то мрачная романтика, и незаконно добытое золото текло к ним в руки рекой.
В её кулаке был зажат клочок бумаги. Заметив в переулке силуэт, облокотившийся о стену, закутанный в тёмный плащ, Беатрис прошла мимо, и клочок чудесным образом пропал. Фигура растворилась в тени.
Три фамилии были написаны на бумаге. Три благородных фамилии, названных посланником герцога. И прямой приказ. Через какое-то время эта бумага будет сожжена, и запляшут в огне буквы, расплавляя вместе с собой три дома Пьяченцы.