- Если это столетие Хрупких Надежд, как сказал оракул, то, должно быть, эти надежды из действительно очень хрупкого материала.
- Но не есть ли это свойство всякой надежды? Быть из чего-то ветхого, как протекающая крыша старой хижины.
"Из бумаги" сказал бы большеголовый динь-динь, вышедший из леса к костру охотника. Они разломили исходящие паром початки. Ночь стрекотала своим безумным саранчиным стрёкотом и выла усингом, качая ветви орешника, и всё-таки это была весёлая ночь: пламя костра прыгало, луна бешено неслась среди чернильных туч, а сердца охотника и лесного отшельника были согреты радостной неустроенностью этого мира. Бывает так, что всё подвижно и непонятно, но за каким-то порогом страха уже нет. Всякий динь-динь в эту эпоху упадка наполнился странным ощущением конца или поворота истории: их миру пасть или быть перевёрнутым, так о чём можно жалеть и чего можно бояться? Если не смогут они, Великий Динь попробует ещё один раз.
Охотник посмотрел на лесного отшельника с большой головой, ворошившего задумчиво угли костра. Он был велик телом - настоящий динь-донг! - серьёзен лицом и собран, словно груша, что вот-вот готовится упасть, но сделает это, зная меру, не позже и не раньше срока. У косноязычного, но наблюдательного охотника не было слов, чтобы описать отшельника, но если бы он постарался, то сказал бы, что тот будто "несёт" себя, сосредоточась на том, чтобы не расплескать.
- Ты мудр, ты общаешься с Динем, как никто из нас, скажи - что-то грядёт?
Отшельник молча покачал головой, как магнейский болванчик - игрушка из дерева, что привозят западные торговцы.
- К благости или к худу? - Охотник боялся спросить у святого человека какую-то глупость и только что это сделал.
Отшельник принялся молча есть початок. Со вздохом охотник отметил, что чахотку приносит ветер с пеплом. Тот, кто выходит в ветренный день из дома не пошептав перед идолом Диня на удачу - заболевает. Отшельник молча жевал. Тогда охотник заметил, что усинги рано или поздно перебьют всех динь-диней, а потом друг друга - такова уж Судьба! Но и на эту провокацию отшельник не стал поддаваться, а вместо этого вытер жирные губы и толстолобым Ну ушёл в лес. Таков был Диньдхарттха. Великий патриарх четвёртой эпохи.
Мну-динь собирал вещи. Вот ящерисковая лапка на удачу, вот тёртая слунка, вот кремниевый топор. Мну похлопал себя по карманам. В последние дни он стал без меры толст и как-то по-бабьи суетлив. У знавших его близко динь-диней возникло чувство, что он всё время смотрит на солнце, будто прикидывает, сколько ему ещё осталось дня, чтобы всё успеть. Тихо проскользнув мимо отнорка тоннеля, который вёл в рум, где спало его потомство, он поправил заплечный мешок и оглянулся в последний раз на своё мерцавшее в тусклом свете настенной лампы жилище, где он спал, ел, в задумчивости шагал и прислонялся лбом к стене последние 50 лет: всё здесь было таким кошмарно домашним, что он поспешил скорее прочь из этого выдолбленного в камне куска судьбы. Мну-динь мог быть слабым во многих мелочах, но никогда не был он слаб в главном.
Позади остались огни Многокаменска и шум моря, шелестящего галькой. Качание ветвей и свежесть леса охватили и укутали путника сонмом ночных звуков. Долго ждать и бояться ему не пришлось: крупная большеголовая тень отделилась от дерева.
- Ты принёс с собой камень, Отшельник?
Диньддхартха кивнул.
- Хорошо.
Голос путника не дрогнул, но в нём была сжатость человека, который держит себя. И держит крепко. Отшельник молчал, а путник перетоптался с ноги на ногу, сунув нижнюю пару рук в карманы, а верхнюю не зная, куда деть.
- Положи его за меня. - Сказал он глупо и разрыдался вдруг, сам не зная почему и как всё это случилось, и когда началось.
Диньддхардха молча принял из его рук коленчатый посох - Ус Диня - символ верховной власти, отмечавший небесное достоинство вождей ещё со времён Бу-диня, а путник, покивав сам себе мелко, отправился на Юг. Сегодня отшельник положит за него камень на огромную груду таких же тяжёлых и тёмных камней, что смотрят на море, а он уйдёт. Его ждёт долгий путь через Чёртовы Горы, через лабиринт серебряных отражений. Он смог дать пищу и кров, но не смог дать будущего. В чём прок? Не это сокрытая сила, что движет его народом. Возможно, другие. Возможно, жрецы.
Семь дней не покидал правитель дворца. Семь дней Многокаменск волновался, словно серое осеннее море, - в смятении. Когда же правитель вышел к народу, динь-динь узрели нового вождя.