Смеркалось. Жаркое южное солнце уже не заставляло искать укрытия в тени деревьев и немногочисленные старики из рода Цинниев неспешно собирались на окраине стоянки погреть старые косточки да посудачить о былых временах. Женщины племени уже занимались вечерней готовкой, когда на дороге, ведущей к селению, появился усталый путник. Вообще, путники в тех краях были делом обычным - в конце концов, все сигларийцы были легки на подъем, а уж теперь, когда великий вождь всех племен и всего народа Рутус, их вроде как объединил в одну большую народность, так странникам вообще раздолье стало.
Конечно, скажи кто-нибудь про это великолепное объединение людям знающим - и был бы этот болтун крепко осмеян, а то и поколочен. Для профилактики.
Да, далеко не все вожди одобрили инициативу молодого выскочки: кто-то просто посмеивался в усы, кто-то откровенно ворчал, а несколько племен с востока и вовсе усадили посланцев объединителя голой задницей на муравейник. И послали обратно, с разными оскорбительными предложениями.
Да и сам великий объединитель скончался очень рано и очень вовремя - как раз тогда, когда восточные вожди решили, что не очень-то им хочется с четырехрукими драться. Наследовал Рутусу его сын Таурада, и был он, в отличии от своего отца-мечтателя холоден и циничен. Именно при нем всем известную сказку про злого Т-Хиня стали рассказывать чуть иначе.
"Нашим благородным предкам не была известна вся трусость этого демона" - рассказывают теперь у племенных костров - "в прямоте своей они полагали, что злокозненный Т-Хинь проложил большое слоеное одеяло между землями Сигларе и манящими Неизведанными Горами. Это так. Но трусливый демон знал, что вечный ветер странствий и жажда новых приключений обязательно укажет детям Алькувира путь через эту преграду. И тогда подлый Т-Хинь отравил соленое одеяло, сделав его чем-то вроде болота в жаркий день. Те, кто дышал отравленным воздухом, скоро забывали про честь и доблесть, про верность своему слову, про старую дружбу и начинали ползать на брюхе перед Т-Хинем." Дойдя до этих слов рассказчики обычно умолкали, а затем переводили разговор на великую войну с динь-донами и о вождях востока, решивших, что их это не касается. "Не первый ли это знак того, что скоро на востоке преклонят колени перед четырехруким шайтаном? Найдут ли вожди востока в себе силы противостоять демону?"- спрашивали порой после этих рассказов слушатели друг у друга.
Но не только новым легендами было отмечено правление Таурады. Говорят, что в тот час, когда новый вождь занял место своего отца, Алькувир пришел в величайшую радость и отправился плясать на остров своего народа. Три дня и три ночи бушевала над островом буря, а на четвертый стихла, оставив после себя перепаханное поле, на котором колосился ячмень. Сигларийцы мигом смекнули, что после обычных бурь такого не бывает и объявили этот злак даром Алькувира новому вождю.
Рассказывают, наконец, что узнав про коварство Т-Хиня, Таурада пришел в страшное волнение и поклялся на костях отца, что не будет знать покоя до тех пор, пока не посрамит подлого демона. Закипела работа: на великом озере у города мудрейшие мужи придумывали средство преодолеть соленое одеяло, самые отчаянные сигларийцы уходили в горы, чтоб понять, как выжить в землях за водой, а четырехруких прислужников Т-Хиня резали везде, где бы они не появились.