Но Ахмед, конечно же, не слышал этих криков, даже если бы был в десятке метров (а он давно был в Моенкопи, выпивая за душу Джо), потому что крик Джека был больше похож на писк рад-крысы: неприятно, но стоит задвинуть деревяшкой и уже не слышно.
Настоящей отдушиной боксёра оказались ругательства – о-о-о, да, он костерил проклятого бородача, его пухлого друга, себя и своего бывшего тренера, Вегас, Трубу, мистера Хауса, Пустоши и весь этот грёбанный мир. Мозг боксёра, в отличии от большинства его коллег по ремеслу, имел вполне себе объемное хранилище для подобной информации, благо Джек не брезговал разминаться в оборотной стороне медали ораторства.
К сожалению, язык мало мог помочь в нынешней ситуации, наоборот лишь мешал, то и дело шершавым наждаком путешествуя по пересохшему рту и трогая потрескавшиеся губы. Тело болело, раны грозились открыться в любой момент, и Джеку то и дело приходилось брать таймауты, что лишь увеличивало время пребывания в песке, его бешенство и, как следствие, запас ругательств.
Солнце давно перевалило за полдень и уже начало потихоньку подходить к горизонту, уменьшая температуру, что нещадно палила Джека. Наверняка, периодически он отрубался, но тем не менее, к вечеру песок вокруг верхней части тела больше походил на зыбучий, чем на могилу, какой его представлял себе Ахмед. Какими усилиями держался О’Бёрн всё это время – остаётся только гадать, но первым тревожным звоночком стал тот момент, когда Джо сел рядом с ним.
Кровь на разбитом лице давно свернулась и высохла, превратившись в багровую маску древнего божка, и общую картину сильно портило лишь два факта: шея Джо была вскрыта, видно сердобольным Ахмедом, а правый глаз покоился в желудке самого смелого грифа, который вдобавок урвал ещё и пару самых вкусных частей из пухлого тела.
Кажется, негр помогал Джеку, непослушными движениями разгребая песок. А может и наоборот, что-то гортанно бормоча, закидывал своего убийцу проклятиями и пригоршнями песка.
Кто знает?
Более-менее в себя, Джек пришел лишь к вечеру. Дневной зной успел смениться ещё приятной прохладой, не ставшей ночным холодом, а проклятый солнечный свет наконец-то исчез, лишь облизывая мир по самой кромке горизонта. Джо лежал почти в той же позе, в которой его и “нашёл” Джек – грифы уже сожрали большую часть мяса, но костяк ещё не перевернули. Но грешно было печалиться: невероятная удача, что пир привлёк только прожорливых птичек, благо фауна Пустошей могла похвастаться и более опасными кадрами.
Боксёр, уже привычным движением, повращался в своей лунке – песок почти освободил его от своих смертельных объятий, хотя цена была высока. Возвращаться к норме, если Джеку всё же удастся выбраться, придётся около суток на полном пансионате – и это без учета медика, который был позарез ему нужен, судя по адской боли и жжению в плече. Оставался последний рывок, но…
Проблемы начались весьма внезапно.
Джек услышал собачий вой, совсем рядом с его уютной полянкой смертников. Затем обладатель сего голоса решил появиться, да не один, а в компании своего друга, ну или подруги.
Пёс с гавканьем, разогнал стервятников, умудрившись выдернуть из хвоста одного из них пучок перьев, а затем направился к Джо. Задрав лапу, парень (тут уже сомнений быть не могло), помочился на мёртвое тело нигера, отдав дань памяти усопшему, таким хитрым собачьим способом. Ну или наоборот, подмочил посмертную репутацию, в буквальном смысле – стоило поинтересоваться, и момент был как раз подходящий, потому что собака подбежала к Джеку и принялась его обнюхивать. Тем временем в кадре появился и второй пёс. Этот был непропорционально большой и казался весьма необычным: слишком умный взгляд, твёрдая походка и неторопливость – не то что его младший друг!
Но самое удивительное заключалось в том, что пёс тихим и приятным голосом, сказал:
- Гав. Гав-гав, гав-гав ррр. Гав?