Старшие обменялись еще парой пространных фраз, и только потом соизволили обратить внимание на Бурмистрова. Первой была Грета.
- Ты чуть было не испортил всё дело, - холодно заявила она и снова повернулась к Генриху, - А я предупреждала. Неужели нельзя было проинструктировать его получше?
Еврей тут же смахнул с себя налет задумчивости, бросил взгляд на Андрея и ехидно парировал.
- Но ведь не испортил, верно?
- Он балансировал на грани. И вообще... в плане было слишком много неуправляемых элементов, - продолжала наседать немка.
- Я Вас умоляю, фрау Мейендорф! Мы шо, будем сейчас щитать те грани? Оно нам надо? - запас ехидства не иссякал, и был дополнен железным аргументом, - Я таки думал, шо мы работаем за результат. Каждая грань имела свою прелесть. Неуправляемых элементов было много, да! Зато как натурально все выглядело!? Сколько удивления, растерянности. А какая искренняя неподготовленность к ситуации. А сколько глупостей он наделал. Вы видели его лицо? - Генрих указал на Андрея, и заявил! - Это же была песня! Симфония! И, попрошу заметить, ни единой фальшивой ноты. Таки Генрих Карлович мог бы подумать за то, шобы стать композитором.
- Да, - с неохотой признала немка, - Естественность пошла в плюс. Гуль мог почувствовать наигранность, будь все иначе. Но в целом я бы предпочла другую симфонию.
- В другой раз охотно уступлю Вам дирижерский пульт, фрау Мейендорф. А сам, наконец таки, отдохну и посмотрю из партера. Страсть как уважаю немецких классиков.
Старый еврей подвел черту под этой перепалкой и быстро сменил тему, дабы не продолжать.
- Кстати, можете начинать прямо сейчас, избавив сие жилище от всех следов нашего пребывания. Времени не так много и в таком деле немецкая дотошность очень бы пригодилась, - с наигранной любезностью предложил он.
Грета хотела что-то ответить, но промолчала. Из этого разговора, как и из того, что состоялся перед самым приездом Савицкого, Андрей мог заметить: Генрих и Грета не питают друг у другу особо теплых чувств. Старик смотрел на неё с каким-то снисхождением и не боялся подтрунивать, а кудесница пирамидоголовых всеми силами пыталась выглядеть главной. Сейчас она нехотя кивнула и вышла из гостиной. Молча. Следом за ней вышел и Фритц. Генрих Карлович с довольным выражением лица откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза.
- Не без проколов, но ты справился, парень, - сказал он минуту спустя.