01: MONORAILМесто и время неизвестно. — Я не могу... не могу, не могу, не могу...
Она плачет. Закрывая лицо руками, садится на вытертый старый ковёр, стараясь не смотреть в его лицо — спокойное и сосредоточенное, как и всегда. Но даже не глядя, она видит его. Она помнит мельчайшие детали: линию губ, дуги бровей, длинные ресницы. Она помнит его голос. Помнит всё, что он сделал для них. А она? Такая память становится проклятием, ни на секунду не позволяющим забыть о великой жертве, о великой скорби.
— Я не смогу. Я не справлюсь. Пожалуйста, прости!
Её голос срывается на визг, а потом — на бессильный шёпот. Сдавленные всхлипывания тонут в пыльной темноте. Никто не придёт на помощь теперь, и она хорошо знает это. Никого не осталось. Никого. И нет дороги назад.
— Прости меня... прости.
Она плачет в пустой комнате, расчерченной на белые квадраты равнодушной луной за окнами. Она предала его.
Место и время неизвестно. — Ты не боишься.
— Нет.
Они быстрые. И, что хуже, их больше. Сзади, по бокам... хорошо спланированное «изъятие». Когда часы остановились, он понял всё и всё рассчитал — в уме, за доли секунды, как делал всегда. Но слишком велико было опоздание с того момента, когда он утратил бдительность. Бесполезно было просчитывать шансы. Думал, что справится? Признаваясь себе, он говорил, что просто махнул рукой. Посчитал, что сойдёт с рук. В самом деле, нельзя же вечно оставаться на нервном взводе. Непростительная ошибка для специалиста его уровня.
И они заметили это.
Но он не боится. Он никогда не подвергал сомнению закон, требующий лично отвечать за собственные ошибки. Всё, от чего ему горько сейчас — что он не один.
Какая, впрочем, разница?
Они быстрые. Но он быстрее, ведь он всегда был быстрее. Что хуже — их больше, и с этим уже ничего не поделать. Он не слышит
того самого выстрела. Финал скоротечен и предсказуем как партия горничной в лихой оперетте.
Он ведь всё рассчитал!..
Железнодорожный вокзал «Сеттльмент-бан», Нисёмира;
23:55, 28 февраля 2014.
— Поезд по направлению Нисёмира-Токио отходит через пять минут от платформы J-4. Поезд по направлению…
Эхо усиленных громкоговорителем слов разносилось по безлюдным вокзальным переходам. Железнодорожный вокзал Сеттльмента, служивший основным пассажирским терминалом Нисёмиры, пустел на глазах. Оживление царило лишь на окраинных платформах — длинных бетонных аллеях, вытянувшихся параллельно сверхсовременному куполу из стекла и пластика. Оттуда следовали пригородные электропоезда, набитые возвращающимися с обязательно-сверхурочной работы салариманами. Грустное зрелище представляли десятки поникших спин, вяло текущие от зева подземного перехода в сторону блестящих турникетов. Вспыхивали красные глазки камер. Безмолвные сотрудники вокзала в отглаженной до хруста голубой униформе неподвижно наблюдали за проходящими контроль.
Внутри, где под прозрачным куполом царили стерильная чистота и чёрные пластмассовые скамейки, людей почти не осталось. Время близилось к полуночи, хотя стремительная белая стрела, украшенная оранжевыми логотипами «JR Central», прибыла точно по расписанию. Приземистый скорый поезд на магнитной подушке с еле слышным электрическим гулом промчался сквозь пригороды — только и успевали мелькать на фоне гор столбы линий электропередач — и замер у бетона широкой платформы. Цифры на больших табло вспыхнули, зажглись на полу неоновые цепочки ламп-указателей, вежливый голос поприветствовал сходящих пассажиров. Их шаги гулко разносились по переходам и атриумам. Где-то среди них, усталые от долгого пути и тревог, тащились двое подростков. В позднее время не след расхаживать по улицам, но в данном случае их воля, как и воля коменданта школьного общежития, стала жертвой неумолимого расписания. Оба катили за собой чемоданы с колёсиками, оба оставили их в отделе камер хранения за блестящей сейфовой дверью, как предписывала школьная инструкция — завтра помощник коменданта отправит за ними машину. На вопрос, почему помощник коменданта не может отправить машину сегодня, забрав и ребят, и чемоданы, инструкция не отвечала.
На первый взгляд, город производил приятное впечатление. Если подняться на сверкающем хромированном лифте, похожем на цилиндр, на верхние ярусы, то оттуда, из круглого кафетерия в торце купола, открывался захватывающий вид. Сквозь любую из четырёх прозрачных стен можно было наблюдать раскинувшееся от горизонта до горизонта море огней. Сверкающей иглой вставала вдалеке телебашня Хосаки, коронованная лучами прожекторов. В пылающем зареве выгибался дугой деловой центр — лабиринт небоскрёбов, издалека казавшихся игрушечными ёлками, которые принято наряжать на западный Новый год.
Чем казался издалека Н-сити? Нисёмира — это миллионы людей, тысячи машин, огненные нити магистралей, неоновые цветы развязок и кромсающие небо лазерные бритвы рекламных проекций. Вспыхивал улыбкой «Гамбургер Лью», приютившийся прямо среди звёзд. Полыхал рядом слоган стоматологической группы «Дзюйкай». На месте полярной звезды сложился в призыв иероглиф-логотип фонда социальной ответственности «Арасава». Точно под ним, отражая свет, темнела гладь залива, чёрное зеркало, через которое на высоких бетонных опорах тянулись несколько световых мостов. И всё это — стоит только протянуть руку и коснуться холодного плексигласа. Всё это — там, за окном.
А ещё над Нисёмирой шёл редкий снег.
— К новостям мира финансов. Продолжительные протесты, вызванные нынешним экономическим курсом, набирают оборот. Ведущие эксперты высказывают опасения, что наблюдаемый экономический рост не подкреплён действительным показателем и, вопреки заверениям Банка Японии, приведёт к гиперинфляции. Президент консалтингового агентства…
Усталый бармен, тоже в форменной голубой рубашке, переключил канал.
— … иск в отношении «Фусанг Проджектс». Напомним, корпорации инкриминируют…
— Ай-ай-ай, са-му-рай! Ай-ай-ай! Са-му-рай! — принялся завывать рекламный болванчик, размахивая катаной и банкой с мультивитаминной пищевой добавкой «Самурай». Рука бармена была неумолима.
— Тебе надо уехать из Японии, — устало сказал с экрана пожилой якудза в мешковатом тёмном костюме.
И маленьким гостям города тоже пора было уезжать, только не из Японии, а наоборот — в самое сердце города. Инструкция подробно, с картинками, описывала путь от вокзала до станции монорельса, курсировавшего между северным и южным берегами. По стечению обстоятельств, в сторону монорельса они пошли вдвоём, оставшись одни в длинном подземном переходе.
Станция монорельса «Сеттльмент-бан», Нисёмира;
00:10, 1 марта 2014.
На открытой всем ветрам станции было ощутимо холоднее, чем в здании вокзала. Мамору даже поднял воротник и накинул капюшон. Станция представляла собой незамкнутый серо-стальной тубус на четырёх бетонных колоннах, по дну которого пролегали встречные линии монорельса. У подножия ведущей наверх лестницы имелась автоматическая касса, в обмен на банкноту выплюнувшая крошечный в целях экономии билет, а наверху нашлись запутанная схема городского надземного транспорта и торговый автомат, почти все ячейки которого опустели за долгий день. Видимо, вечером пятницы никому не хотелось тащиться за тридевять земель и обновлять ассортимент. Остались только какие-то дурацкие печенья и газировка. Забавно: будь ты богат или беден, а всё равно будешь жрать или печенья, или газировку. Вот она, иллюзия выбора.
В стальной трубе завывал ветер, бросая в лица сухой снег. Как и на вокзале, ветер оказался едва ли не единственным спутником двух будущих учеников «Юнайтед Санс», замерших в разных концах платформы. Кроме них, поезда дожидался развалившийся на пол-скамейки подросток довольно скудной на информацию наружности — натянутая до носа шапка, подкова мощных «Зеенхайзеров» на ушах и безразмерное пальто. У его ног валялась потрёпанная старая сумка. В холодной тишине чётко разносился бодренький клубный бит.
Бегущая строка над путями загорелась жёлтым, оповещая о прибытии поезда через сорок пять секунд.