Он не забудет, как Мать для него и для брата воскрешала в памяти образы давно ушедших времен. Дней, что были задолго до Первого и Последнего, задолго до всех ушедших на Охоту родичей, которых они никогда не знали. То были дни Хозяев, которым поклонялись черные. То были дни людей, которые поклонялись черным. Теперь – нет ни тех, ни других. Только Племя осталось, само по себе.
Таков был мир, пока три ночи назад втянутый ноздрями морозный воздух не принес братьям обещание добычи впереди.
Последний прежде не встречал людей. Но память Матери – его память – хорошо сохранила их запах. Запах их крови и пота. Тряпок, в которые они так бережно прячут свои мягкие, белые тела, оберегая их от дождя и холода. Запах их страха.
И сегодня, когда братья нагнали добычу, когда глаза подтвердили то, что нюх уже давно успел рассказать – оставалось только поверить глазам и нюху. Впереди человек. Тот, кто когда-то лил ради черных ритуальную кровь на свои алтари. Тот, кто свои самые сокровенные просьбы обращал к черным в трепетной молитве. Верил зачем-то, что будет ими услышан.
Кто он теперь, в век мертвых богов?
Еда.