Гнать на вызов, распугивая сиреной пробки, проскакивая на красный, пронзительно визжа резиной на перепуганных пешеходов — это одно.
А мчать по ночному городу ради самой гонки, слыша над ухом рев мотора соперника, которого впервые в жизни увидел меньше минуты назад и всего-то знаешь о нем, что тачка неплохая — это было совершенно другое. Кертис в молодости поучаствовал в уличных гонках, еще в те времена, когда нашпигованная электроникой новая машина не могла тягаться с собранным практически вручную агрегатом, заботливо настроенным буквально на слух, и никакой нейроинтерфейс не нужен был водителю, чтобы чувствовать машину лучше, чем свои собственные ноги.
Славные деньки, когда прокладка между сиденьем и рулем играла куда большее значение, чем сейчас.
Впрочем, "британец" водил неплохо. Очень неплохо, и даже хорошо, что в первую очередь свидетельствовало о немалом опыте хотя бы тех же уличных гонок. Красиво пропев шинами на старте, он быстро перешел на вторую передачу, позволяя мощному мотору выдать максимальный крутящий момент на колеса. Машина пулей рванула вперед, и на третьей секунде заезда Ягуар оказался на полкорпуса впереди "Стингрэя". Британец был ощутимо мощнее, но Кертис все так же улыбался, плавно подгоняя стрелку тахометра вплотную к красной зоне, прежде чем повысить передачу. Мощный мотор вкупе с массивными очертаниями и тяжелой мордой означал, что соперник будет уступать на более высоких скоростях.
Легкий траффик, встретившийся гонщикам после светофора, разразился скандальными сигналами вслед удаляющемуся реву моторов — кажется, оставшиеся позади водители в первые мгновения даже не успели испугаться, запоздало реагируя на источник стресса. Зато открывшаяся до следующего перекрестка свободная прямая позволила поднять скорость, и здесь Стингрэй показал, что аэродинамические очертания и облегченный корпус даны ему не просто так, легко поравнявшись с Ягуаром, а через секунду уже показывая ему обидные задние габариты.
Перед следующим светофором пришлось сбросить скорость — зеленый только-только загорелся, и траффик медленно трогался вперед. Ягуар вильнул влево, выскакивая на встречную полосу, и под отчаянный визг тормозов малолитражки, ехавшей ему в лобовую, проскочил в зазор между встречкой и попутным потоком. Стингрэю достался более безопасный, но менее удобный зазор для парковочной зоны справа. Расстояние между машиной в крайней правой полосе и бордюром едва позволяло протиснуться, но Кертис легко дважды дернул рулем, заставляя Стингрэй войти ровнехонько в зазор без заноса. И все же задний диск чиркнул по бордюру, высекая сноп искр из камня. Кертис на мгновение нахмурился, считывая показание датчиков давления в шине, но тут же расслабился — удар пришелся по наружному колпаку, шина не пострадала. А царапина... кому есть дело до мелких царапин в такой момент? Взревев мотором, Стингрэй вильнул левее, занимая крайнюю полосу, и оказался вровень с Ягуаром. Впереди большим белым китом маячил мерседес, а за ним вдалеке сверкал огнями Хай-Вэй.
Водитель Ягуара уже должен был оценить соперника, и понимать, что на Хай-Вэе Стингрэй уделает его за счет преимущества в максимальной скорости. А значит, гонка должна была окончиться прямо здесь, за воображаемой подвижной финишной чертой, которой стал мерс.
Кертис усмехнулся, понижая передачу и вдавливая газ в пол. Для себя он уже решил судьбу соперника, независимо от исхода гонки.