(исследование, часть 2 ответов) Донте не сразу, но всё же нашёл на руке демона уже знакомую метку, как и в прошлом случае, расплывшуюся от полутрансформации, благо руки волака были выворочены нужным образом и трогать ничего особо не пришлось.
В мешанине демонических органов вызыватель уловил разве что явное отсутствие сердца. Кишки, вытащенные из брюшной полости наружу, присутствовали, и, похоже, желудок тоже был, но оставалась ли здесь печень – второй по значимости орган после сердца – то вызыватель сказать не мог, особенно потому что трасформация явно затронула не только внешность, а он не настолько хорошо знал сравнительную экстрапланарную анатомию. Толстая кожа волака и одежда не позволяли сказать был ли демон удержан верёвками или оковами; по крайней мере следы таковых отсутствовали. Донте подозревал, а Лихайе затем подтвердил что обычными оковами волака удержать сложно – пушечное мясо, эти демоны отличались завидной силой.
Одежда, как то быстро понял Невер, была достаточно добротной, но не роскошной и по фасону лет на пять устаревшей. Преуспевающий клерк, средней руки торговец... хорошо начищенные сапоги подразумевали достаток и отсутствие нужды гулять по грязи, однако, привыкшему подмечать многое о людях барду немедленно бросилось в глаза отсутствие личностных штрихов даже в этом кровью залитом трупе. Всегда, на каждом человеке были такие, одежда несла отпечаток личности не меньше, а может и больше чем их походка или голос: "потому что жена подарила", запонки, небрежно повязанный шейной платок, обгрызенная курительная трубка, полный таблеток от кашля кошель. Здесь же ничего этого не было, даже кошель был явно пустым. "Как роль в театре" – неожиданно понял Невер. Нет, на актёра демон походил меньше всего, и его костюм был совсем не театральным, но принцип был тот же. Словно кто-то создал идеальный костюм обывателя средней руки, забыв или посчитав ненужными включить всё, что составляло личность, и всунул в этот костюм демона.
Главная рана была нанесена чем-то острым и достаточно тонким – не ланцетом, скорей клинком, может быть даже одним из клинков что теперь пришпиливали волака к брусчатке – поскольку края раны были в целом ровными, но никакой ланцет не взял бы такую толстую шкуру. Однако сама рана была зверской, словно после первоначального разреза кто-то засунул обе руки во внутрь тела и с силой, словно распахивая застрявшие ставни, демона раскрыл в обе стороны: в паре мест ровные края ран были... смятыми и разлохмаченными, за неимением лучшего термина. Попытавшаяся проимитировать процесс Шиолта поймала себя на мысли, что будь на её руках когти, а сами руки раза в два больше, её когти могли оставить чем-то похожие следы.
Как и в прошлый раз, кровь демона застывала явно медленней чем человеческая: по рассказам патрульных, она была свежей ещё часа два после их прбытия на сцену и начала застывать незадолго до прибытия Просперо и студентов; даже сейчас внутренности волака отсвечивали влажным в дергающемся свете факелов. Основная масса крови собралась под телом, но – как объяснил Просперо и как могли наблюдать сами студенты – нечеловеческая окраска демона не давала понять собиралась ли кровь в нижней части тела после смерти под властью силы тяжести как то происходило с людьми.
Толстые красные и белые линии, которыми была прочерчена диаграмма, по виду походили на мел, но а) ни один мел не вынес был контакта с кровью и не расплылся бы и б) линии были слишком объемными, толстыми, заметно выпуклыми, словно крем. Какая-то странная... паста, похоже? Или краска? Белые линии слегка искрились и оставались нетронутыми даже под слоем крови, словно кровь не могла их коснуться; красные линии, там где на них падала кровь, были замётно темней, почти чёрными. Однако без лабораторного анализа сказать что это было очень затруднительно.
Халита единственная заметила что белые линии везде в диаграмме шли поверх красных. Имело ли это какое-то особое значение она сказать не могла.
Белая субстанция своей характерной искрой напомнила ей чем-то о соли.
Про такую магию никто из студентов ничего не знал, кроме того что это была ни одна из традиций Амбии (и Лейфа, в том числе), и не (по словам Седого) какая-либо из известных граназарских традиций. Она была геометрической, то определённо, но её сложность и детализированность была, по всем известным студентам законам магии, избыточной и не должной работать. Диаграммы нужны были чтобы правильно распределять и балансировать энергию в сложных чарах, и для каждой такой балансировки было достаточно одного пути, одной линии, одной ясной связи; принцип был здесь "чем проще, тем лучше" – чем меньшее количество связей требовалось для целей, тем стабильней была диаграмма и надёжней ритуал. Здесь же линии шли по две, по три, собирались в круги и треугольники, словно у безумного геометрического паука, и – что вообще было абсурдно – местами перекрещивались друг с другом. Стабильность такой диаграммы была, в лейфовской традиции, совершенно смехотворной.
Однако что было очень очевидно, что поза убитого и диаграмма работали в зловещей гармонии: разведенные ноги и обе сведенные вместе руки демона образовывали вершины треугольника, которые вершины были окружены тройными кругами и всё это соединено вместе ещё одним внешним треугольником и кругом. Другой, инверсированный треугольник, со своими кругами и линиями, но белым цветом, шел в обратном направлении, так что в сумме получалась красно-белая шестиконечная звезда, в алых "лучах" которой был распят демон и внешний белый круг которой включал в себя весь ритуал, до последней капли крови. Между линиями диаграммы, по сторонам треугольников и вписанные в тройные круги, шли разные странные символы, но даже волшебная лупа Шиолты не смогла сказать что они значили: это был явно не какой-то язык с понимаемым смыслом.
Никто, даже Лихайе, не смог сказать по памяти что это за штука и в чём её цель.
Сложность и, что главное, геометричность диаграммы показались Шиолте очень знакомыми. Где-то она такое уже видела, совсем недавно, причём.
Тело явно принадлежало такому же волаку как и ранее (насколько Донте и Лихайе могли идентифицировать). Исключая одежду, этот даже выглядел совсем как предыдущий – то ли все они были на одно лицо, то ли опыта различить их не хватало.
Сопоставив факты, студенты согласились что предполагаемое время ритуала скорей всего было на закате – позднем закате второго самого короткого дня в году. То было известно Неверу по фольклору что чары на закате солнца редко делались ради чего-то хорошего и обычно (хотя и не всегда) касались секретов, тёмных клятв и умышленного причинения вреда. Проклятья, впрочем, наиболее эффективно было накладывать в полночь.