Тяжело дыша, Виктор Алексеевич и Молчанов прошли в полупустой салон, опустились на лакированные деревянные скамейки друг напротив друга. Перрон за поцарапанным стеклом уже медленно поплыл, удаляясь: мерно, без гудков, работал электрический локомотив. Молчанов утёр пот со лба рукавом грязного пиджака, кисло усмехнулся:
— Ну спасибо вам, Виктор Алексеевич. Погоняли меня так, что чуть сердце не вылетело. Грохнулся бы с инфарктом на перроне, — Молчанов лихо махнул рукой, — и всё, знаете-с, никаких забот. Если только эти, — подпольщик кивнул в сторону окна, за которым уже, впрочем, не было никого со станции, а лишь мельтешила пролетающая листва, — не взялись бы оживлять.
Коробецкий тоже махнул рукой, но вяло, не в силах ещё отвечать. Ему нужно было отдышаться не меньше, чем его полному спутнику. Кого, однако, имел в виду Молчанов, французов или фёдоровцев? Виктор вспомнил спешащую покинуть место своего маленького позора старушку - ей-то её соотечественники помогли без промедлений, а "германцам" или, ещё хуже, русским, поди чего доброго, и руки бы не подали. Грустно, а впрочем, не факт.
- Кстати говоря... "Оживлять", хм... вот ведь всё же словечко. Помните, вы упомянули, Иван Игнатьевич, что эта секта, будь она неладна, стремится, хм, царскую семью оживить? Вы тогда это серьезно говорили? Просто на шарлатанов проходных они не похожи, загрести денег, сменить вывеску на конторе и по новой - это же не про них, очевидно.
— Я же говорю, никого они не оживляют, — отмахнулся Молчанов. — А вы, я гляжу, сами в это верить начинаете? Не верьте, милейший, ни в коем случае не верьте. Это самое страшное, когда человек начинает в это верить и задавать такие вопросы, вот как вы сейчас. На таких вопросах, — Молчанов ткнул жирным пальцем в сторону Коробецкого, — таким как вы, они и поднялись.
Виктор Алексеевич смутился и, насупившись, запротестовал, отчего полностью пропустил остановку ближе к выезду из Булонского леса. За деревьями уже можно было бы скоро различить дома Парижа, но спор увлёк товарищей по несчастью настолько, что им хватало и периферийного понимания продвижения в нужном направлении.
- Да вы же не так меня поняли! Я про них говорю, про их цели. Не оживляют, и слава Богу, не их это дело. А вам же я верю! Меня лишь смущает до сих пор то, что если бы им лишь "подняться" хотелось, то не стали бы они наверно вот так вот с вами бороться, аж с оружием в руках!
— Ну конечно, не стали бы… — гаденько усмехнулся Молчанов. — Вы извините, конечно, но иконка-то, — он похлопал себя по внутреннему карману пиджака, куда сунул сумочку Успенской, которая сейчас выпирала горбом из-под тёмной ткани, — денег стоит. Они вам скажут, что она для ритуала нужна, а сами потом мистеру Твистеру из Нью-Йорка продадут.
- И что же, это повод для них вот так рисковать? Простите уже вы, Иван Игнатьевич, но что-то здесь нечисто.
Виктор не хотел дать собеседнику шанс сбить себя с толку или сменить тему разговора, а потому улыбнулся миролюбиво в попытке разрядить атмосферу.
- Будь они простыми мошенниками, нашли бы себе более лёгкую цель, охмурили бы и тихо и спокойно сосали бы соки, я не знаю, из десятка-другого наивных последователей. Так нет же, полезли зачем-то в эту жуткую драку, с погонями и стрельбой...
— Да как вы не понимаете? — всплеснул руками Молчанов. — Не собирались они в драку лезть, они хотели, должно быть, только проследить, куда мы вас повезём. А там уж одно на одно наложилось…
- Хм, ну а вот вы тем более ещё и называли их "вторая внутренняя", опять же простите, но это название у меня из головы не идёт, больно уж странное для Ордена, хм, Ордена чего, если уж на то пошло? Если вам проще их так по-своему называть, значит, стоит за этим названием что-то, а вы всё пытаетесь меня в заблуждение ввести. Я же на вашей стороне.
По крайней мере Коробецкому бы хотелось, чтобы это было так. Ощущать себя не просто страничкой чьей-то странной истории, а хоть бы и малой частью могучего механизма разведки - было приятно, это ощущение успокаивало, дарило какие-то смутные надежды, обещало вывести из всей этой передряги по крайней мере живым. Коробецкий, перебарывая мельтешение в голове, поймал себя на мысли, что не смотря на ворох ассоциаций ни малейшего понятия не имеет о специфике работы развед-структур. А значит, ценности во всей его надежде на связываемую с разведкой безопасностью - столько же, сколько в желтеющих листьях последних деревьев на границе леса и города.
— Вторая внутренняя… — пробормотал Молчанов. — Вы про первую внутреннюю слышали что-нибудь? Даже не так, про внутреннюю линию, без всяких числительных?
- Боюсь, что нет, не припоминаю. Просветите меня?
— Контрразведка Русского общевоинского союза, — деловито ответил Молчанов. — Генерал Кутепов всей этой лавочкой заправляет. Но эти только с большевистскими агентами борются. А есть ещё и вторая внутренняя: их там немного, пара десятков человек. Вот эти и есть соколовцы, их боевое крыло.
Сказать, что Виктор Алексеевич был удивлён, значило бы ничего не сказать вовсе. Он вытаращился на Молчанова из-под треснувших очков и раскрыл рот, пытаясь собраться с мыслями.
- Так они секта или коллеги ваши?!
— Вы, что-то, я вижу, совсем запутались, Виктор Алексеевич, — вздохнул Молчанов. — Вторая внутренняя — враги не только мои, но и любого здравомыслящего человека, и я, кстати, не исключаю, что действуют они по указке из Москвы. Запудрили, видите ли, головы генералам историями про Леваницкого, а теперь и про Сашу Соколова, обещают воскресить царскую семью, гребут на это благородное дело деньги, назначают даты последующих воскрешений… а потом, как дата наступит и скрыть обман не удастся, соберут манатки-с и скроются. В Буэнос-Айресе или в Москве, тут уж я не знаю.
- Кажется, начинаю понимать...
Пробормотал Коробецкий, задумчиво скребя подбородок.
- Получается, это всё не так давно началось? И генералы, хм, из тех, кто по-прежнему за монархию, ещё не успели понять, с кем имеют дело? А почему же вы им глаза не раскроете?
— А вы думаете, мы не пытались? — горько усмехнулся Молчанов. — Но вы же сами готовы поверить в то, что Леваницкого на самом деле воскресили, что Соколова на самом деле воскресили, разве нет? Утопающий за любую соломинку хватается. А там ещё ритуалы, масонство… а вы знаете, наши люди к таким делам — шпаги, маски, обеты — падки. Особенно, если нечего терять. Вы знаете, кстати, что ваш знакомый Илья Авдиевич в Белграде встречался с самим бароном Врангелем?
На риторический вопрос Виктор Алексеевич, и без того смущённый открывшимся масштабом противостояния, отвечать не стал. Тем более его отвлекла очередная станция, вынырнувшая со светом в конце долгого туннеля, в котором никак не спрятаться было от накатывающих волна за волной откровений. Кажется, проехали Avenue Henri Martin.
- Хоть вы и преувеличиваете значение моего интереса, но хорошо, хорошо, и всё же как так получается: вроде бы одно движение, а внутри вражда между департаментами? Вторая внутренняя готова в первую стрелять? Или уже и движения, получается, разные? Вы-то сами кого представляете, Иван Игнатьевич? Кадетов или октябристов? И что же, с монархистами под крылом этой... секты - совсем никак не договориться? И есть вообще у неё нормальное название хотя бы?!
— Нет, названия у неё никакого нет, в этом один из их, извольте видеть, — Молчанов усмехнулся, — принципов. «Вторая внутренняя линия» — название тоже, в общем, случайное. Кто как зовёт. Кто соколовцами, кто возрожденцами. Что же до меня… — Молчанов призадумался. — Скажем так, я представляю тех, кто всерьёз предполагает, что ноги у этого спрута растут из Совдепии, что всё это — чудовищная провокация, сродни азефовской. Не важно, кто я по убеждениям.
- Ну вот, опять загадки... Впрочем, я понимаю, я не должен слишком много знать, это для моего же и для общего блага.
Коробецкий расстроился, но не сильно. Для серьёзного расстройства его сейчас терзало слишком много вопросов.
- Не хотите выдавать руководство, назовите хотя бы второго сооснователя этого Соколовского Ордена! Это же нелогично, утаивать от меня главную угрозу - а что если я с ним в ресторане столкнусь случайно, и знать не буду?
— Я вам обязательно назову имя этого человека, — неспешно ответил Молчанов, подумав. — Обязательно назову. Вы даже сможете встретиться с ним в ресторане и рассказать о нашем с вами разговоре, не утаивая даже моего имени: у меня к тому времени уже будет иное, разумеется. Вы даже сможете присоединиться к секте, если вам будет так угодно, получить ранг послушника или какие там у них ранги, добывать для них ценности нашей бывшей империи и верить, что вас после смерти за это воскресят на благо человечества. Но это всё будет потом, когда мы с вами свяжемся по телеграфу. Ясно?
Виктор медленно отстранился от собеседника и с окаменевшим выражением лица перевёл взгляд за окно. Поезд уже подъезжал к мосту через Сену. На самом деле беглецов-"иголок" отделяло от спасительного стога сена в виде центра Парижа - всего несколько километров. Спешащая к месту автокрушения жандармерия осталась позади и теперь уж точно не успеет найти двоих выживших пассажиров.
Вагон тем временем постепенно наполнялся людьми, но никто не обращал особого внимания на беседу Коробецкого и Мочанова, тем более, что сидеть рядом со столь неопрятно выглядящими иностранцами никому не хотелось.
- Ладно уж вам так... Эдак вы скоро всех и каждого подозревать начнёте, с кем тогда работать будете? Я-то думал, может, сам Николай Фёдорович сооснователь. А спрашивал скорее чтобы лучше понимать, с кем предстоит иметь дело.
— Ну, извините уж меня, милейший, — протянул Молчанов, так же косясь на блестящую за окном воду. — Никогда не знаешь ведь…
Некоторое время экс-чиновник подавленно молчал, хмурясь и кусая губу. Потом вытер рот тыльной стороной ладони и спросил:
- Как мне вас Барташову представить? Вы же с ним встретитесь? Я думал протелеграфировать ему, чтобы подождал и дал контакты, пусть и на нейтральной территории.
― Барташову… Барташову меня представлять никак не нужно. Достаточно того, что я знаю ваше имя и некоторые подробности вашей общей биографии. Вполне вероятно, что с ним свяжусь даже не я лично. В Берлине у меня, знаете, есть, к кому с подобной просьбой обратиться.
- Просто и мне, мне особенно, но и ему тоже... надо будет как-то осмыслить наше новое положение, так сказать. Вы сказали, у вас будут для нас задания, миссии, просьбы, простите, не знаю, как это у вас называется. Я понимаю, сейчас, может, без деталей, но хотя бы в общих чертах, что для вас необходимо сделать? Перед нашим следующим разговором нам надо будет оценить риски.
— Ничего вам сейчас говорить определённого не могу, — отрезал Молчанов. — Это ведь не от одного меня зависит. Но вы не беспокойтесь, убивать людей в ночи с кинжалом в руке мы вас посылать не будем.
- А сбывать... иконы?
— А у вас есть? — поднял бровь Молчанов, выдерживая то ли шутливую, то ли серьёзную паузу.
- Я в общем смысле, - рассерженно отвечал Коробецкий, - и вообще, что вы делаете с вырученными средствами?
— В общем смысле сбывать, боюсь, не выйдет, тут требуется конкретика. Деньги мы, разумеется, пропиваем.
- Шутить изволите.
— Ну а чего вы ждали, финансового отчёта? — вздохнул Молчанов.
- Да нет...
Виктор Алексеевич и сам не очень-то понимал, чего ещё он хотел услышать от Ивана Игнатьевича. Тот, не смотря на свои опыт и подготовку, наверняка был не в лучшем состоянии для информативных лекций, к тому же очевидным образом ещё не доверял своему новому союзнику полностью. Одним словом, малоинформативный выходил у них разговор, хотя и от одного только уже услышанного голова кругом шла!
- Я просто пытаюсь хоть как-то собрать общую картину происходящего. Некая мошенническая организация сумела ни много ни мало охмурить часть штаба белого движения, натравить его на другую часть того же штаба, попутно выгребая немыслимые барыши из карманов всех уверовавших в эту их новую религию, а повстречавшиеся мне представители благоразумной тайной структуры продолжают торговать ценностями с коллекционерами Старого и Нового миров, как ни в чём не бывало. Наверно я просто пытаюсь понять, есть ли хотя бы у вас самих планы.
"И шансы", хотел было добавить он, но не стал.
— До сегодняшнего дня план у нас был вполне определённый, — устало ответил Молчанов. — К сожалению, Суханов оказался провокатором. Просто поймите, что вы спрашиваете о планах человека, который пару часов назад потерял всю свою группу.
- Я спрашиваю вас о планах по противодействию этим соколовцам. Пока что у меня складывается впечатление, будто вы пытаетесь реагировать на них как на плохую погоду.
— Ну давайте тогда вы предложите какой-нибудь план, — всплеснул руками Молчанов. — Я с удовольствием вас послушаю.
- Это вы меня спрашиваете? Кто из нас специалист? Вы вот говорите, что ваше руководство считает Орден провокацией красных, а что-то для поиска доказательств делает? Перед доказательствами монархисты бы склонились, как мне думается.
— Разумеется, рано или поздно провокация будет вскрыта, как был вскрыт Азеф, — ответил Молчанов, успокаиваясь. — Думаю, впрочем, что красные не дураки, чтобы выписывать Соколову с Леваницким чеки с подписью советского торгпреда. Но рано или поздно они, конечно, на чём-нибудь да проколются.
- Хочется верить, хочется верить...
Коробецкий тоже перестал тревожиться, наконец-то начав узнавать знакомые улицы. Молчанов заметил это и со вздохом поднялся со скамьи.
- Ну что ж, Виктор Алексеевич, следующая уже Дом Инвалидов, вам оттуда до рю Бонапарта совсем недалеко будет, но вместе нам слезать нельзя, считайте это введением в азы шпионского дела. Чем меньше подпольщиков видят вместе, тем дольше они живут и действуют.
Он всё же хоть и кисло, но улыбнулся напоследок и, проверив, правильно ли запомнил Коробецкий детали их будущего контакта, сошёл с поезда даже толком не прощаясь.