Дванов прошагал по натёртому паркетному полу к лоснящейся стойке, нагнулся к окошечку в железной сетке. По ту сторону сидела пухлогубая юная барышня из тех, что до революции наполняли залы во время гастролей Игоря Северянина по провинциальным эстрадам, а нынче остригли, осветлили и завили волосы и увлеклись уанстепом и Дугласом Фэрбенксом. Дамочка глупо и пучеглазо уставивилась на Дванова. Тот сказал, что ему нужно позвонить.
— По хороду или междухородний? — развязно спросила та с отчётливым малороссийским выговором. Дванов сказал, что по городу, и вынул из кармана несколько советских копеек и пятак, разменянные с покупкой папирос, высыпал монеты в блестящий желобок под окошком. Дамочка подалась вперёд, близоруко щурясь и подсчитывая монеты.
— Двух копеек не хватает, — сказала она наконец. — Тут восемь, а надо хривенник. Вы шо, не местный?
Дванов ответил, что, действительно, не местный, и полез в карман за купюрами. Как назло, самой мелкой оказалась салатовая бумажка в три рубля. Дамочка звякнула кассой, заглянула внутрь и прицокнула языком.
— Рано ещё, — сказала она извиняющимся тоном, — сдачи мало пока. Ты тут походи. Люси! — делая ударение на последний слог, закричала она в дверной проём, за которым виднелись стеллажи, — Люси, хражданину сдачи нету! С трёшки! Рупь с полтиной надо!
— Хватит так меня звать! — глухо и зло откликнулась Люси из кладовой.
— А сдача-то есть? — не смутившись, через плечо крикнула кассирша.
— Сейчас посмотрю, — отозвалась Люси.
— Да-арлинг ди-ир! — нараспев протянула кассирша, что по тону должно было означать «спасибо». — Принесут, — успокоительно обратилась она к Дванову. — А то вон, книжку на два рубля возьмите, — она указала на застеклённый шкаф, где под открытками, действительно, стоял рядок книг, все в каких-то новомодных обложках с геометрическими рисунками и красными стрелами. — Есть советский Пинкертон, о-очень интересно, я читала! — и быстро закивала, видом показывая, что и сама чтению не чужда, — будет, шо в поезде почитать, а у вас там ещё когда-а появится! Ну, я сейчас мигом покажу! — и встала и направилась к шкафу.
— Да, я в курсе, — приглушённо донёсся до Дванова голос парня из телефонной кабинки, когда кассирша закончила тараторить и, раскрыв задние створки шкафа с открытками и книгами, принялась там искать, переворачивая книги обложкой к себе и ставя обратно. — Нет, там больше никого. Понял, Рустам Фаилевич, до связи, — и, лязгнув рычагом, парень бросил трубку, вышел из кабинки и решительно зашагал к выходу. Дванов, стоявший у стойки спиной к нему, отвернул прочь лицо, чтобы преследуемый, Боже упаси, его не узнал. Дверь хлопнула.
Тут из заднего помещения появилась Люси — средних лет женщина-горбунья в очках-велосипедах и чёрном платье со стопкой писем в одной руке и сумочкой на тонкой цепочке в другой.
— Дымченко! — резко обратилась она к кассирше, раскрывшей задние створки шкафа и достававшей из него какую-то книжку, — сколько тебе надо?
— А, уже не надо! Хражданин на сдачу книжку берёт! — радостно воскликнула та, оборачиваясь к Дванову и обеими руками показывая ему книжку:
— Берёте ведь, а? Рупь двадцать всего. — и кассирша Дымченко наивно захлопала ресницами.