Просмотр сообщения в игре «Жизнь и смерть Ильи Авдиевича Соколова (1863-1926)»

Устроившись в такси поудобнее, Беата практически сразу же весело и беззаботно защебетала с водителем обо всем и ни о чем, перемыв косточки героям вчерашних новостей, посокрушавшись о скачках курса франка и невозможности достать в магазинах некоторые из жутко популярных шляпок "Гэтсби", припомнив "марнское такси", посмеявшись вволю над отправленным в отставку бессменным лидером рейхсвера Гансом фон Сеектом и выразив свое восхищение великолепным Пилсудским, устроившим великолепный государственный переворот. Не забыла она поделиться с шофэром и своим маленьким персональным счастьем - встрече с любимым дядюшкой, с которым она не виделась прямо-таки неприлично говорить, сколько лет.
Покидая экипаж, девушка сунула водителю франки, строго глянув на Коробецкого: мол, я женщина взрослая и самостоятельная, таксо могу оплатить и сама. Но долгая суровость и строгость была противна самой натуре певички, и притворная серьезность быстро сменилась привычной озорной улыбкой и веселым блеском глаз. Наемный мотор отъехал, а девушка бросилась на шею Виктору Алексеевичу, игнорируя все правила приличия и радостно рассмеявшись в голос:
- Ах, oncle, я по вам так соскучилась! Пойдемте же до Михельсона, быстрее!

Схватив родственника за руку, светящаяся счастьем и энергичностью Беата буквально втащила его под своды лавочки старого еврея. Обнаружив у Михельсона посетителей, полька затормозила, окинув оценивающим взглядом парочку американцев. Оценив костюм мужчины и предполагаемое содержимое его кошелька, девушка коротко кивнула ему, послав янки горячий взгляд и теплую улыбку. Супруга же его, по итогам сравнения признанная менее красивой, удостоилась надменного взгляда и тихого фырканья.

Когда Моисей Соломонович, с кряхтением забравшийся на стремянку, заприметил гостей и поздоровался с ними, веселая и позитивная Беатка подошла поближе и, довольно щурясь как вальяжная кошка, фыркнула в ответ, зачастив в своей обычной манере. На сей раз речь Червинской весьма отличалась от того, что Виктор Алексеевич слышал раньше - будучи актрисой, Беата в своем разговоре подстраивалась под речь собеседника, когда считала это необходимым:
- Ой-лэ, дядя Мойша, не то, шэ за десять, а и за все пятнадцать гельт! Это же есть уникальный образец араратского сокола, вид редкий и вымирающий, как девственница в "Мулен Руж", символизирующий отвагу и мужскую силу, один единственный в Париже, как Эйфелева башня! Семь долларов за такое это был бы просто позор на твои седины, а вся бы твоя родня трижды перевернулась в гробах от разочарования в том, шэ ты буквально от сердца оторвал такой образец, не заимев за него таки и та маненечко гешефту!
Впрочем, влезать в уже свершенный торг Беатка культурненько не стала - как говорил сам богоизбранный народ, если халоймес состоялся, то незачем морочить мудебэйцелы, и без того имея цимес.

Проводив чету янки задумчивым взглядом и согласно покивав Михельсону, пани Червинская успокоила скупщика, что чучела ей не нужны - и так по ресторанам набитых дураков каждый день видит, а некоторые из них так вобще - стараются к ней с певого слова в койку запрыгнуть, забывая о том, что она, Беата, не кокотка какая-то, а человек искусства, живущая пламенем страстей и приливными волнами вдохновения, озаренными немеркнущим солнцем скромненького таланта. Упомянув в связи с этим пару господ, знакомых Моисею Соломоновичу и самой певичке, но абсолютно чуждых Коробецкому, девушка потихоньку перевела разговор на дело Виктора Алексеевича, и вскоре уже, облокотясь на прилавок и нетерпеливо постукивая по нему наманикюренными ноготками, с любопытством наблюдала за работой оценщика.

На усмешку Михельсона полька сама хмыкнула в ответ, звонко ответив:
- Таки да, вы это право потеряли, когда его распяли! Мне-то ладно, а вот другие, у кого в голове содержимого, как у городового, могут заиметь на тебя зуб и сделать тебе обидно - а это не надо ни тебе, ни мне.
Не осталась без ответа и дальнейшая тирада об эксперте из "Возрождения":
- Моисей Соломонович, на таких, как вы, земля держится! Когда они в ней зарыты. Вы делаете мне слез своими словами! Я!? Бояться, что ты надуешь? Да я за это дело верю тебе больше, чем себе, зря я, что ли, пришла до твоей лавки!?
Мы с дяденькой имеем торопиться, поэтому, дядя Мойша, были бы благодарны аж до хруста франков за то, что ты дашь нам встречу с твоим специалистом. Мы сомневаемся в продаже иконы, но хотели бы оценить память об одном безвременно ушедшем в развалочку до райских ворот менше. Таки добро, согласный и не в обиде на милую Беаточку!?