Пани Червирская жила в "Отель Авр" уже два месяца: после того, как ее последний постоянный кавалер и содержатель commandant Laroque был срочно вынужден отбыть в Алжир, певичка лишилась возможности снимать комнаты в "Chasse Royale", и вынуждена была перебраться в местечо поскромнее и, самое главное, подешевле. Радости подобный переезд ей не доставил никакой - по мнению самой Беаты, это была трагедия сродни грехопадению: из красивых обширных нумеров 1- в унылый русский пансион с szynkoj-хозяйкой и bydłom-постояльцами.
Впрочем, помимо отъезда commandante, была и еще одна маленькая проблема, которая преследовала последнее время польку с настойчивостью пьяного ротмистра - это деньги, презренное злато. Вернее, их нехватка. К роскошной жизни на широкую ногу она туго пристрастилась, став одной из маленьких звездочек на небосклоне парижского полусвета, а это требовало весьма существенных затрат, даже если учесть, что за многое приходилось платить ее мужчинам. Как на зло, в игре последнее время не везло, да и кавалеры все больше пошли скаредные, как бердичевский ростовщик - больше тысячи-другой франков долга никто за нее не гасил. Кутить Червинская прекращать не собиралась, да и игра была тем бесом, который не отпускает просто так - вот и пришлось сменить роскошь уютной спальни на клоповник для эмигрантов, что весьма болезненно било по самолюбию Беаты.
С ужасами окружающей действительности в "Отель Авр" примиряло только одно - сюда она в основном приходила только ночевать, да и то в тех случаях, когда какой-нибудь очаровательный и обеспеченный мсье не приглашал ее к себе. Те же редкие дни, которые Беата была вынуждена проводить в стенах владений madame Лебедевой-Шульц, она посвящала в основном или попыткам отоспаться за прошедшие и будущие ночи, либо же удовольствию свар и препирательств с местными обитателями: как шутила певичка, исключительно для того, чтобы поддерживать себя в хорошей моральной форме и сливать весь негатив на тех, кто этого заслуживает.
Так например, сам пансон она, любя, называла Бисетр, в честь одноименной парижской лечебницы для скорбных разумом, что, по ее мнению, целиком и полностью отображало состояние всех местных обитателей. Себя она, впрочем, тоже относила к сумасшедшим, со смехом аргументируя это тем, что она безумно влюблена в театральное искусство, музыку и мужчин. Хозяйка отеля удостоилась от нее иронично-презрительного наименования madame, на которую Юлия Юрьевна, по мнению пани Червинской, совсем не тянула, а в минуты раздражения и скандалов - maman, с намеком на хозяйку борделя.
Не остались без прозвищ и постояльцы, к коим она испытывала не более теплые чувства, чем к Лебедевой-Шульц. Иван Николаевич Покровский, например, за свои аферы именовался ей не иначе, как Le rat - Крыса, а когда Беата была зла на него - то Меченый, с намеком на его пятно и поговорку: "Бог шельму метит". Марк Феоктистович Иванчук, раздражавший шумную и говорливую барышню, нередко приходившую в "Бисетр" лишь под утро, будучи в изрядном подпитии, отсыпаться после славной партии в вист или концерта, заслужил прозвище "сикофант" и "чекист" - за свою манию брать проштрафившуюся Беатку "на карандаш". Певичка всячески потворствовала противоестественной страсти старика, давая ему все новые и новые поводы для занесения ее имени в тетрадочку, и только весело смеялась с этого, не собираясь остановливаться в своих, подчас злых, шутках.
...Эти вечер и ночь прошли для пани Червинской весьма неплохо: сначала она до полуночи пела в ресториции "Schardone", а затем, распрощавшись с оркестром, в зале подцепила одного из припозднившихся гостей - молодого лопоухого толи англичанина, толи канадца со смешными взъерошенными рыжими волосами. Толи англичанин, толи канадец французский знал плохо, Беата английский - несколько лучше, но не с таким ужасным акцентом, но с помощью интернационального языка жестов и поцелуев и большого опыта барышни в подобных ситуациях им удалось достигнуть консенсуса и отправиться к Жюстену на партию-другую в штосс. Милый мальчик шел за Беаткой аки агнец на заклание, с восторгом внимая открывшейся ему изнанке Парижа, и даже не отказался по наущению певички впервые в жизни познакомиться с кокаином, не забыв угостить им и свою спутницу.
Вместе со всеми барышня смеялась над возбужденным и раскрасневшимся гостем, крепко прижимая юношу к себе и сладко целуя, а потом усадила его за зеленый стол; ведь все это было лишь прелюдией к самому главному - азарту и интриге Игры. На этот раз блудница-Фортуна не оставила девушку, и она, хотя и не много выиграла, смогла остаться при своих. К несчастью, томные планы на вечер рухнули, как карточный домик, вместе с вихрастым мальчиком, не вынесшим буйного и яркого веселья с будоражащим кровь шампанским и возносящим сознание в выси горние порошком - толи англичанин, толи канадец, чьим именем пани так и не поинтересовалась, блаженно уснул прямо за игровым столом.
Решив, что это ниспосланный свыше знак - прекратить игру, изрядно веселая и смешливая Беатка прижала с одной стороны своего несостоявшегося amant, с другой - бутылку шампанского, и отправилась на поиск ночного таксó. Найдя-таки позднего chauffeur, певичка загрузила внутрь своего ухажера и устроилась сама, назвав водителю два адреса - аппартаментов, где остановился милый мальчик, и своего пансионата, не сочтя зазорным расплатиться за поездку из похудевшего кошелька юноши - ведь это кавалер должен катать даму, не так ли?
Как следствие, домой пани Червинская заявилась только за два часа до рассвета, крепко сжимая полупустую бутылку с игристым. Пританцовывая и напевая приятным голосом развеселую шансонетку про Розу-гимназистку, певичка не без труда, но добралась до родного третьего номера, не с первого раза, но все же открыв дверь, в чем ей, несомненно помогло, ставшее еще более громким пение - искусство творит чудеса, а вы что думали!?
Скинув с себя туфельки и стянув узкое платье и чулки, покачивающаяся и жутко хотящая спать Беата переоделась в ночную рубашку и, немного подумав, водрузила недопитое шампанское на прикровптную тумбочку, заваленную всякими милыми ее сердцу мелочами так, что даже поверхности не было видно. Полюбовавшись на заключенное в стекло утреннее подспорье, девушка еще раз пожалела, что ни кокаина, ни морфия утащить домой не получилось. По зрелому и логичному размышлению, чтобы с утра долго не искать бутылку, она подняла с пола отброшенную в угол туфельку и, перевернув ее, водрузила на бутылку. Полюбовавшись делом рук своих, довольная пани легла спать, продолжая мурлыкаить себе под нос очередную фривольную песенку.
Прелестная ночь была испоганена утром, вырвавшим певичку из объятий Морфея. Любезные соседушки умудрились шуметь так, что подняли бы и мертвого, и держать хрупкое очарование сна Беата оказалась не в состоянии. С больной головой поднявшись с постели, раздраженная полька злобно огляделась вокруг, потирая кулачками сонные глаза, и решила устроить вопящим утренним łajdakam хороший качественный утренний скандал - нечего с утра пораньше будить человека, посвятившего всю свою ночь и всю свою жизнь искусству!
Помня, что она пришла домой с шампанским и потратив некоторое время на поиски оказавшейся хитро замаскированной бутылки, девушка, не чинясь, с наслаждением отпила живительной влаги прямо из горла, почувствовав себя после этого немного лучше.
Решив, что пора бы устроить местным гугенотам Варфоломеевскую ночь, пани Червинская, покопавшись в вещах, накинула на себя китайский халатик, пусть немного потертый и коротковатый, и на этом сочла, что она вполне одета для того, чтобы вдосталь поскандалить с теми, кто посмел лишить ее здорового сна. Откинув растрепавшиеся во сне волосы за спину и прихватив с собой недопитую бутылку, полька резко распахнула дверь, чуть не пришибив ей незнакомого мужчину, сопровождавшегося maman лично.
Если бы в "Отель Авр" сейчас присутствовал кто-нибудь, переживший окопное сидение Великой войны, он бы уверенно сравнил растрепанную и раздраженную девушку с пулеметом - так быстро и напористо она говорила, буквально-таки вызывая своим громким и звонким голосом у жертвы желание залечь и не поднимать головы. Гордо подбоченясь и выставив вперед грудь, которая, конечно, не могла сравниться с, как шутил знакомый флотский, таранным профилем хозяйки, Беата обрушилась на Юлию Юрьевну:
- Maman, сколько можно, psia krew! Cholera jasna, развели тут бедлам с утра пораньше! Przeklęte idioty, я за что débourse вам? За койку в этой богадельне!? Нет, я плачу за то, чтобы меня не поднимали в шесть утра, когда я только пришла с concerto!, - само собой, точное время певичка не знала, что не мешало ей вдохновенно наседать на собеседницу, - Это las art! И-с-к-у-с-с-т-в-о, понимаете вы, немецкая ваша душа! Я ж почти как та же Вера Холодная, только Беата Червинская! У меня голова болит, я страдаю migraine, мне плохо, сколько можно!
Закончив гневную тираду, девушка немедленно перенесла свое внимание на неизвестного, и, не далая паузы, а только сменив тональность на более мягкую, продолжила с той же пулеметной скоростью:
- Утро доброе! Простите за то, что вы стали свидетелем моего перфоманса перед этой madame, но ей-Богу, она того заслушила. Я вам доложу, что...
Что хотела "доложить" пани Червинская, осталось неизвесным. Внезапно она прервала свой вдохновенный монолог, пристально вглядевшись в лицо мужчины. Лицо девушки прояснилось - словно тучка сошла, освободив солнце из своего плена. Беата всплеснула руками, чуть не выронив бутыль, но ловким жестом, свидетельствующим о большой практике в удрежании сосудов, перехватила ее, воскликнув с несказанным удивлением:
- Stryj Korobetzki? Дядя Виктóр!? Вы ли это!? Это же я, Беатка с Млавы, дочь Юзефа и Агнессы Червинских!