Просмотр сообщения в игре «Жизнь и смерть Ильи Авдиевича Соколова (1863-1926)»

Заткнув большие пальцы за ремень, Пулавский бесстрастно рассматривал фотокарточку, силясь найти в молоденькой девочке на фотографии черты лица стоящей рядом барышни. Покачиваясь с носка на пятку и обратно, офицер пристально вглядывался в лица чужого семейства. Спокойные, чуть улыбающиеся, ждущие чего-то своего и мечтающие о лучшем: маленький кусочек прошлого, словно вырванная страница из бесконечной житейской истории. У него самого хранилось дома подобное: молодой улыбчивый портупей-юнкер, гордо вскинувший подбородок, стоит рядом с пожилым, чуть погрузневшим полковником, всепонимающим взглядом смотрящим чуть в сторону, а на плечах у него лежат руки строгой, чопорной дамы, в чьем взоре читается хорошо скрытая гордость за сына. Как давно это было, так давно, что и вспоминается-то с трудом - слишком много произошло за эти годы, слишком много оказалось погребено под тяжкими воспоминаниями о войне и революции.
Чуть покачав головой, Казимир Янович вернул свой взгляд к карточке. Красивое семейство, спокойное и чинное. Долго можно было вглядываться в их безмятежные лица, но, увы, все это не могло помочь идентифицировать барышню, представившуюся Дарьей Устиновной, как девочку на фотографии. Оставалось только поверить на слово. Или нет. Пулавский предпочитал не верить, но, как говорят англичане, собирался "keep it under your hat".

Перевядя взгляд на собеседницу, поляк постарался изобразить максимально смущенную улыбку, и пожал плечами, силясь продемонстрировать, как он раскаивается в собственной подозрительности. Не сочтя это достаточным, капитан, наконец, достал большие пальцы из-за пояса и перехватил ладонь Царевой, запечатлев на ней извиняющийся поцелуй - буквально на секунду более долгий, чем того позволял хороший тон. Оторвавшись от пальцев девушки, Казимир проговорил, чуть снизив тембр голоса и добавив туда тягуче-бархатистые нотки:
- Дарья Устиновна, любезнейшая, мы так счастливы... я так счастлив, что не ошибся в вас! Приятно видеть прелестную и в высшей степени достойную девушку, готовую всеми силами помогать возрождению поруганной России! Я премного благодарен, что вы не в обиде на нас, грешных, за излишнюю бдительность.

Сделав небольшую паузу и несколько неприлично посмотрев прямым и твердым взглядом в глаза барышни, артиллерист продолжил, несколько по-птичьи склонив голову и пригладив рукой волосы. В глубоких карих глазах Пулавского, настроившего, наконец, себя на нужный лад, плясали темные огоньки, словно бы желая выпрыгнуть из-за преграды стекол очков, в голосе прорезался еле заметный польский акцент:
- Мы с напарником планировали на некоторое время разместиться здесь, но нам - офицер нешироко развел руками, подарив собеседнице новую улыбку, - не хотелось бы смущать присутствием двух мужчин прелестную барышню, равно как и дискредитировать ее своим присутствием.
Ежели мы с Сашенькой, - плавным движением руки указал он в сторону Дванова, - причиняем Вам неудобства фактом своего пребывания, то завтра же мы готовы сняться и переехать на иное место дислокации, ибо грешно доставлять неудобства, - последнее слово Казимир чуть выделил интонацией, - Вам.
А пока же, - офицер шагнул вперед, сознательно нарушая дистанцию и вторгаясь в "зону комфорта" Дарьи Устиновны, - мы бы с коллегой, - в голосе Пулавского лязгнул далекий отзвук металла - словно бы снаряд подали в казенник, - очень хотели бы с дороги покойно покурить на свежем воздухе, будучи необремененными чемоданами. А то, знаете ли, там много ценного и необходимого - вот мы их всю дорогу и не отпускали. Так что, - в голос Казимира вернулись мягкие интонации, - мы, с Вашего позволения, оставим вещи и выйдем на улицу.
Общаяся с девушкой, Пулавский точно знал, что если его подозрения оправдаются, он безо всякого сожаления убьет большевичку - хватит, натерпелся. Он знал, что убежденные коммунистки, вроде той же Розалии Залкинд-Землячки или архангельского палача Ребекки Майзель-Пластининой - еще те кровожадные твари, и жалости к ним никакой не было: не женщины они, а диаволовы отродья. А пока... Пока можно было поизображать из себя некого немного неуклюжего донжуана, вчерашнего кутилу и бонвивана.

...Ретироваться на время из квартиры Царевой капитан хотел не просто так - ему было необходимо срочно переговорить с Двановым с глазу на глаз. Но была одна загвоздка - вещи. Если Царева - агент чеки, то она наверняка воспользуется возможностью кратко обыскать вещи разведчиков. И, если этого нельзя было предотвратить, следовало предпринять все меры, чтобы узнать, попытается ли девушка произвести проверку содержимого чемоданов. И вот это следовало делать вне поля зрения Дарьи Устиновны. Посему находчивый Пулавский завершил свою речь следующим образом:
- В завершение я хотел бы попросить Вас поставить нам чаю или хотя бы кипятку - мы были бы счастливы согреться после долгой дороги. Если это Вас не затруднит, конечно же.

...Дождавшись, когда барышни не будет рядом, Казимир убрал пистолет в чемодан, заодно подогнув полу шинели, лежащей сверху, так, чтобы при открытии крышки она бы вернулась в изначальное положение. Кроме того, почти закрыв чемодан так, что осталась лишь узенькая щелочка, наученный в контрразведке славной Польши некоторым ухищрениям белогвардеец положил в образовавшуюся щель вырванный с головы волос, и захлопнул крышку: теперь, если ее откроют, волосок выпадет. Сочтя на этом манипуляции с чемоданом законченными, Казимир поднялся, отряхнув колени, и обратился к коллеге:
- Александр Дмитриевич, я настоятельно рекомендую Вам выйти со мной покурить.
Для большей убедительности офицер указал пальцем на дверь и кивнул в ее сторону головой, беззвучно проговорив:
- Очень надо.

...Захлопнув за собой и Двановым дверь Пулавский ухватил напарника за рукав и потащил его за собой вниз. Выйдя на свежий воздух, поляк углядел место, откуда их не будет слышно никому, и широким размашистым шагом направился туда, находу прикуривая сигарету. Остановившись, наконец, в искомом месте, он выпустил в морозный воздух сизое колечко дыма и притянул Александра Дмитриевича к себе, негромко прошептав:
- Я ей сугубо, подчеркиваю, сугубо* не доверяю. Завтра же берем вещи и уходим, путая следы. Предстоит немало побегать, да и поиздержаться придется, увы. На завтра будьте готовы к весьма насыщенному дню и визиту к Самсонову. Ваши мысли и соображения, напарник?
*на юнкерском жаргоне - плохо, недостойно. В данном контексте - совсем, абсолютно.