Уже в Петербурге, трясясь в трамвае, Саша осознал, как же им с Казимиром повезло. Ни тебе препятствий, ни тебе нежелательных встреч. Гладко и чисто, словно господь взял под своё крыло неприкаянную душу.
Саша ехал по незнакомому ему городу, и с жадностью смотрел по сторонам. Сложно сказать понравился ли ему Ленинград, аль нет, но почему-то в душе было смятение. Словно он был не в том славном городе, о котором читал и слышал от друзей-студентов, а в городе-трупе, в котором живут себе паразиты, и измываются над его уже опухающим телом.
Рядом с Сашей стоял жирный калека и обращался к бородатому мужику в телогрейке:
- Миш, насыпь табачку!
Мужик не отвечал. Тогда жирный толкнул его костылем в зад.
- Миш, насыпь!
- Я ж вчера тебе целый рубль дал. Дай мне покой хоть на неделю!
На остановке в трамвай насыпались дети. Мужик в телогрейке отвлекся видом детей и, добрея, насыпал увеченному табаку в кисет:
- Грабь, саранча!
Дванов обратил внимание, что у калеки, помимо ноги не было и зубов.
- Маслом писано, - подумал Саша.
Зато калека наел громадное лицо. Его коричневые, скупые глаза наблюдали посторонний для них мир с жадностью обездоленности, с тоской скопившейся страсти.
Одна пионерка заправляла штаны в сапог. Во время своего действия маленькая женщина нагнулась, обнажив роднику на спине.
Мужик в телогрейке поглядел на инвалида; у того надулось лицо безвыходной кровью, он простонал и пошевелил рукою в глубине кармана.
- Ты бы глядел глазами куда-нибудь прочь, - сказал бородатый инвалиду.
- Тоже мне, указчик! - произнес безногий. - Ты что подумал, стервец? Я гляжу на детей для памяти, потому что помру скоро.
- Это, наверно, на капиталистическом сражении тебя так повредили, - тихо проговорил бородатый.
- Зато ты не был, дурень! Когда мужик войны не видел, то он вроде нерожавшей бабы - идиотом живет.
- Эх! - жалобно произнес бородатый, никак не отреагировав на обиду. - Гляжу на детей, а самому так и хочется крикнуть: "Да здравствует Первое мая!"
Уже поднимаясь по широкой обшарпанной лестнице, Сашу вдруг охватило волнение. А когда дверь открыла совершенно другая женщина, он съежился от неожиданности. Из оцепенения вывела лишь могучая спина Казимира, отгородившая его от вероятной опасности.
Саша опустил голову, и стыдливо вошел в дом.
- Это надо же. В первой же непредвиденной ситуации я оплошал. Как же так-то.
- Господин Дванов, оставайтесь у двери. При первых признаках опасности - ретируйтесь. Я проверю помещение. – Четкий приказ от товарища застыл в воздухе.
- Да как же я… Ну право.. – потерялся Саша. Но товарища послушал. Замер камнем, и в окно нервно поглядывает.
Вскоре Казимир вернулся.
- Пронесло что-ли? – Мелькнула мысль облегчения.