Дай Виктору Алексеичу опробовать новую теорию в деле, у него идея появилась, вишь ты! А после мы все спокойно поговорим о планах на будущее.— Да пробуйте что хотите, — огрызнулся Шнейдер и отошёл в сторону, к облицованному гранитом краю пруда, сбросил рюкзак, снял поношенные, пыльные туфли, скинул носки и, не закатав штанин, уселся на бортик, свесив ноги в сверкающую солнцем воду, благо никого вокруг не было, только в стороне некий жовиального вида господин бросал палку собаке, да по тротуару за фигурно украшенным забором проезжали автомобили да сновали немногочисленные пешеходы.
Тем временем Барташов с Коробецким принялись искать несессер, вспоминать, у кого он мог быть. Оказался на дне рюкзака Барташова — он прихватил его той ночью, чтобы отдать сыну Ильи Авдиевича. Распотрошив рюкзак, вытащили потёртый жёлтой кожи чехол на внушительных, потемневших от времени металлических кнопках, с глухим звуком раскрывшихся.
Сверху — туристическая карта (Тулон, окрестности, расположение «Домен де Больё» помечено карандашом). Под картой — сложенный истрёпанный лист бумаги, покрытый марками и печатями, знакомый каждому эмигранту, — нансеновский паспорт:
а в нём другая бумажка, тоже до боли знакомая, карт д-идантите:
Эту фитюльку Французская Республика заставляла менять раз в год: приходилось выстаивать бесконечные очереди в комиссариатах и ещё отдавать 275 кровно заработанных франков. Неудивительно, что у многих русских карта была просроченной, но у Ильи Авдиевича —действительна до августа.
За документами на скамью были последовательно перенесены ножницы канцелярские и маникюрные, опасная бритва (хотя Илья Авдиевич носил бороду), футляр с очками, два пузырька с какими-то пилюлями и ещё несколько крошащихся таблеток в бумажных конвертиках, перочинный нож, зубная щётка (почему-то в стеклянной пробирке) и коробочка с зубным порошком.
А вот дальше начиналось самое интересное: в специальном кармашке несессера лежала стопка визитных карточек. Достали, принялись перебирать.
Какие-то карточки оставались ещё из России, и грустно было видеть имена каких-то казанских зубных врачей, профессоров, гласных городской думы: птичьи лапки следов на мокром песке времени, лишь чуть более долговечные, тем те, кто их оставил. Были карточки и из других городов — некого Н. Гринберга из фотоателье в Петербурге, и вдруг, довольно неожиданно для складной картины предреволюционной жизни университетского историка, — «
Павелъ Серафимовичъ Атласовъ. Докторъ теософіи. Опыты сравнительнаго миропознаванія» и адрес в Москве.
Павел Серафимович — вспомнил приметное имя Барташов. Когда они в Тонне-Шаранте пришли к Александру Соколову (или тому, кто жил под этим именем), тот поинтересовался, не от Павла Серафимовича ли они. Ну ладно. Принялись дальше смотреть.
Карточек времён смуты не было, зато потом пошли берлинские, и на одной из карточек Коробецкий вдруг увидел собственное имя: он уж и забыл, что делал когда-то визитки, а ведь делал и раздавал их кому-то — вот и Илье Авдиевичу досталась одна, и кольнуло воспоминание о том, что в той эмигрантской типографии партия карточек вышла с опечаткой — пятёрка вместо шестёрки в номере телефона, а он не заметил, чтобы сразу вернуть, и потом, с ужасом обнаружив (ведь уже успел кому-то дать) вечером сидел и дорисовывал чёрточку на каждой карточке, стараясь делать аккуратно, как исправляя плохую оценку в гимназической тетради: вот и здесь цифра была исправлена.
Затем вдруг снова обнаружилась карточка Атласова, то есть уже не Павла Серафимовича, а Paul S. Atlasoff, и вместо доктора теософии значился он сотрудником газеты “British Russian Gazette & Trade Outlook” (адрес в Лондоне). Под именем рукой Ильи Авдиевича было приписано: «Леваницкiй!». Эта фамилия встречалась среди берлинских карточек. Быстро просмотрели, нашли: «
Felizian Lewanizki, Sokoloff u. Goldfarb GmbH» и адрес в Берлине. Никакой своей фирмы у Ильи Авдиевича не было, но Виктор Алексеевич вспомнил, что Илья Авдиевич что-то говорил о своём старшем сыне Авдие, который открыл в Берлине коммивояжерскую контору.
Последними двумя карточками была визитка П. А. Соколова (присяжный поверенный в Париже)
и — уже знакомая Коробецкому карточка
Издательство « Возрожденiе »
Отдѣлъ духовно-эзотерической литературы
Контора:
2, rue de Sèze, Paris (IX); Téléphone: Central, 61-68Аккуратно сложили карточки обратно, убрали в кармашек. Шнейдер, всё так же сидя ногами в воде, откинулся назад, запрокинув загорелое остроносое лицо в жаркое выцветшее небо. Мимо прошли две прилично одетые молодые дамы, и Шнейдер, обернувшись, приветственно осклабился. Дамы посторонились. Шнейдер потянулся к рюкзаку, подвинул к себе и опустился спиной на гравий, головой на рюкзак.
Последней вещью в несессере была записная книжка: её решили оставить на сладкое. Достали, неосторожно раскрыли — и вдруг вылетела, рассыпалась по скамье стопка фотокарточек. Собрали, стали смотреть.
Вот паспортные карточки самого Ильи Авдиевича (несколько уже отрезаны, одна из них — на нанесеновском паспорте).
Вот пара старых, прошлого века, в медной оправке, фотографий с каким-то бородатым господином, старушкой в чепце: наверное, родители Ильи Авдиевича. Наверное, тот белобрысый мальчик, с глупым выражением уставившийся в вечность,— он сам. Неважно.
Вот портрет женщины средних лет в белом платье, с ниткой бус, с забранными в пучок волосами на неопределённо-сером фоне ателье художественной фотографии «Рембрантъ» (Казань, Воскресенская ул. — это на обороте).
Вот групповой портрет на фоне ваз, гипсовой балюстрады и прочей фотобутафории: снова эта женщина, в другом платье, но с теми же, кажется, бусами, с грудным ребёнком на руках, и рядом — не пожилой ещё, с окладистой бородой, в хорошем костюме с цепочкой, Илья Авдиевич, справа — статный парень в гимназической форме, с пробивающимися усиками, держит за плечи двух мальчиков: одинакового роста, в одинаковых матросках, вообще одинаковых, а с другой стороны — выглядывает ещё один подросток, короткостриженный, невысокий, и даже на карманного размера фотографии проглядывается вулканический чирей на щеке. Вглядевшись, Барташов понял — это Александр Соколов: не тот, который в халате встретил их на пороге дома в Тонне-Шаранте, а тот, с которым он служил на «Офицере» и кто заявился на ферму пять дней тому. Тоже ателье «Рембрантъ».
Следующее фото — тоже групповой потрет, всё те же лица, только все уже постаревшие и повзрослевшие, и нет того статного парня, и два мальчика-близнеца — уже молодые люди с тонкими, красивыми и всё такими же неразличимыми лицами, в пиджаках при галстуках, и вместо грудного ребёнка — молоденькая девушка, с коротким светлым ёжиком на голове (примета времени: тиф), а Александр Соколов — в форме с прапорщицкими погонами. «Ростовъ, 3/VII/1919» — на обороте.
А вот любительское фото — снова Илья Авдиевич в группе улыбающихся пиджачных господ, лицо в центре Виктору Алексеевичу знакомо: это Брейтман, редактор берлинского еженедельника «Время». Ну да, вот и на обороте — 30-XII-1921.
И последнее фото улетело, его сначала и не приметили, а потом подняли с гравия белый листок без надписей, повернули — и удивились странному сюжету. Фото сделано ночью: магний выхватывает из темноты белый надгробный камень с выгравированным православным крестом, а рядом стоит и цирковым, шутовским жестом, вроде как «Вуаля!», указывает обеими руками на камень незнакомый по другим фотографиям улыбающийся чернявый, низенький молодой человек в пальто без шляпы. Пригляделись к мелким буквам на камне — «Фелицiанъ Леваницкiй», дата смерти неразборчива, виден только год — 1924.
Отложили фотографии, раскрыли книжку — и были разочарованы: половина страниц была выдрана, остались только неровные корешки, по которым было заметно, что страницы были густо исписаны. Оставшиеся страницы — все пустые, только на последней карандашом какой-то математический подсчёт столбиком, да на внутренней стороне обложки адреса:
Авдiй — Berlin-Charlottenburg, 34, Akazien All. 86-21
Власъ — Berilin-Wilmersdorf, (одна строчка густо вычеркнута, затем)
2, Winkler Str., b/ Babenberg («в доме Бабенберга»), 66-04
Петя — Paris, 5 rue Bourdeau (Opera), (IX) 94-37, 94-66
Анна — Paris, 15 rue Langrage (V)
Ф. Л. — Be(дальше густо вычеркнуто)
Mr. Felix Levi
Poste restante («до востребования»)
Manor Road Post Office
4 Memorial Avenue, Stratford
London, E15
— Юноша, это не пляж! Тут запрещено так сидеть! — вдруг донёсся требовательный голос от пруда. Над разомлевшим на солнцепёке Шнейдером склонилась грозная, усатая фигура ажана. — Вы что, бродяга?
— Я? — парень вскинулся и быстро вытащил ноги из воды, обдав брюки полицейского брызгами. — Я нет, я… нет, не бродяга.
— Ну-ка пойдёмте со мной! — полицейский крепко ухватил Шнейдера за рукав.
— Я швейцарский гражданин! — возопил Шнейдер.
— Да хоть Папа Римский, — бросил ажан и потащил Шнейдера, босого, в мокрых до колен штанах, к выходу из парка. Тот, уже увлекаемый прочь, отчаянно потянулся за рюкзаком, схватил и, обернувшись к Барташову с Коробецким, яростно замотал головой — «не надо, не надо идти за мной!»