А Коробецкий сглотнул нечаянно и вдруг до крайности глупо себя почувствовал. Под влиянием какой такой литературы вообразил он себе, будто малейшее совпадение в поведении или словах постороннего человека с востребованной другими тематикой - обязательно должно плодотворным знакомством обернуться? В жизни такого опыта у Виктора точно не было. А вот какой был, так это тот, что в глазах Ефима отразился сейчас.
О да, это тослкивое и холодное чувство знакомо. Свои некогда изначально и условно - на чужбине вдруг конкретно чужими видятся. Слышно родную речь, а на искреннюю радость уже не хватает - то ли сил, то ли смелости. Настолько опустошение внутреннее велико, а голова проблемами непосредственного выживания занята, мыслями о том, где заработать или занять, поесть и переночевать, что новые лица на горизонте вдруг начинают будто бы о новых лишь проблемах же и намекать. Говорят же: "помни о тех, кому хуже чем тебе". А вдруг это они и есть? Их же тогда выслушивать придётся, помогать им, советовать что-то, хотя бы жалеть. Зачем тогда знакомиться? На себя едва хватает.
Однако, троица путешественников сейчас немного в других условиях была, по мнению Виктора Алексеевича. Невысказанная воля умершего Ильи Авдиевича на фоне сознания гудела размеренно укором совести, подобно угасающему шуму работы непривычного механизма навроде часов городской ратуши. И вроде бы как затихнет эхо их боя в итоге, но чётко знаешь, что раз приняв этот порядок всё равно будешь ждать час от часу нового удара, того, что с постели вздёрнет не взирая на толстое одеяло и надёжные беруши.
Чтобы супротив совести пойти, придётся ратушу сносить, наровно. Даже поджогом не обойтись - сам первей сгоришь, в казино ли, в кабарэ.
Поэтому припёртый к стенке и слегка побледневший Коробецкий салфетку медленно на стол отложив, сказал, в глаза спутникам не глядя:
- Ну ежели Вы решили, что более не в долгу перед сослуживцем своим, Ефим Антонович, то этот лишний шанс Вам, должно быть, пустым звуком кажется. Но не мне. К тому же, уверен, мы ничем не рискуем, даже, как это ни смешно, временем.
Бывший чиновник вздохнул, борясь с самим собой и своим нежеланием идти на контакт ради призрака надежды на слабейшую из зацепок, но всё же встал из-за стола. До незнакомой пары с десяток шагов всего.
- Прошу прощения за беспокойство, мадам, мсье, позвольте представиться: Виктор Алексеевич Коробецкий, бывший судебный чиновник Екатеринодарского городского суда, неопределенный срок ныне вынужден прожить в эммиграции.
Бедная поношеная одежда - не всё, по чему судят о человеке при первой встрече, Петруша, есть ещё манера говорить и себя вести, тон голоса, жесты и движения. Однако, пора и ближе к сути, пока у этих двоих ещё удивление не прошло.
- Нечаянно довелось мне услышать, как Вы произнесли фамилию знакомого нам с друзьями человека, Соколова, но посольку мы сами попали уже в нелепую ситуацию, то я решил от таковой предупредить Вас. Дело в том, что здесь в Тонне-Шарант, по всей видимости, проживает двое Соколовых, полных тезки, оба Александры Ильичи, оба в недавнем прошлом воины-белогвардейцы, посему существует неприятная вероятность попасть не по тому адресу, как с нами-сослуживцами уже произошло. Вы же на 193 авеню Они собираетесь?
И Виктор Алексеевич смущённо (смушение ему разыгрывать не пришлось) улыбнулся, переведя дыхание на той паузе, за которой, по логике должен был следовать второй адрес, как будто бы известный собеседникам.
Сам инициатор этого странного разговора уже успел начать кусать себя за локти, постепенно осозновая, насколько легко этой паре будет отказать ему в ответе на столь интересующий его вопрос. Но что поделать, он же искренне полагал, что за дело возьмётся искусный Ефим Антонович, а у Виктора Алексеевича никакого времени не было придумать, как бы так похитрее представить всё да подать!