Когда Коробецкий увидел нож в руке командира своего звена и услышал слова Шнейдера о подоплёке всей этой дурацкой интриги, то у него в горле пересохло от накатившей волны страха. На что способен человек, доведённый до отчаяния бедностью и жаждой жизни (особенно хорошей жизни), он знал. Но Платонов Василий Семёнович был... своим! Всегда помогал, всегда выгораживал, а как вино вместе пили! Или всё морок, всё неправда - развеялось по ветру, стоило крестьянину несчастному о мешок с деньгами споткнуться? Кошмар!
Виктор Алексеевич дёрнулся и глухо вскрикнул, когда нож Платонова рассёк воздух в колющем ударе, как будто в самого Коробецкого метил нападавший. Да так и застыл в ступоре, хотя до борющихся Ефима и Василия добрая дюжина шагов была, а всё одно казалось Виктору, что прямо перед ним острейшее лезвие мелькает. А если не дышать, то всё ж таки чуток подальше. Что же делать-то?!