Время. В стенах Гертрама оно приобретает особый смысл.
Порой, его ход измеряется слабой пульсацией крови, в положенной под голову кисти.
Иногда, время измеряется болью, что растет под кожей, с проникновением нового миллиметра раскаленной иглы…
Порой - это океан кошмаров, в который ныряешь каждую ночь.
А иногда, оно будто перестает существовать, превращаясь в вечность. Маленькую вечность, между каждым ударом плетью по голой спине.
Ильва
Сколько прошло после пробуждения? Может быть час, а может - всего пара минут.
Резко звякнула дверь в далеке, и стали слышны приглушенные голоса.
- …миссар… мало… - из потока бессвязного бубнежа, иногда прорывался какой-то смысл, - …рано ее…
- Молчи.
То ли, второй голос был сильнее, то ли говорившие подошли уже достаточно близко.
- Эту суку мы должны были сломать еще две недели назад. Проверка нас распнет, если мы не покажем результат.
- Д-д-да давай ее п-прикончим, и скинем с обрыва? П-просто не будем о ней вэ-вспоминать.
- Рехнулся?! Тут такая отчетность, каждый мельтарум на счету. Она уже во всех записях отмечена, а там печати. Если всплывет, что мы просрали ее, прилетит еще сильнее.
- Ну р-ра-раз ты такой умный, давай сам пэ-па-предлагай! Я не хочу стать соседом сэ-собственных заключенных. У меня, с-сам знаешь, две дочки.
- Да плевое дело, гляди, - голос стал говорить чуть тише, - Просто подправим даты. Мол, пришла к нам недавно, еще работаем над ней. Там в двух документах всего, я смотрел уже. Исправить не трудно будет.
- А если пэ-поп…
- Да не попадемся! Блин, ты че ссышься-то?!
- Не л-люблю эту д-д-дрянь… она вчера ржала на п-порке… от нее прямо исходит что-то… злое…
Второй человек фыркнул, и дернул затвор. Дверь распахнулась, ослепляя тусклым светом почти потухшего факела. Черная фигура возникла в проходе. До боли знакомая… Гайсет.
- Ну здравствуй, котенок… - проворковал он, обдав девушку мощным потоком собственной похоти, - Будем драться, или спокойно пойдем?..
Гайсет любил задавать тупые вопросы. Более мерзкой твари эти стены еще не видели. На первой порке он слизывал слезы Ильвы с уголков ее губ. Его прогнившее дыхание иногда возвращалось к ней в кошмарах…
Не дожидаясь никаких знаков со стороны пленницы, Гайсет отстегнул от стены ее цепи и дернул на себя, привлекая ближе.
- Пойдем, я покажу тебе твой новый дом… Помоемся… Скоро на тебя придут смотреть, ты же хочешь быть красавицей?..
Кивнув головой своему спутнику-увальню, он позволил тому подхватить девушку, и закинуть ее на плечо. Не было времени волочь за собой это ослабшее тело.
Берит
- Берит Фахтор, или как там?..
- «Не надо, не надо, я вовсе не он!» - мерзким голоском передразнил второй тюремщик, и два бугая заржали в голос.
Шел четвертый месяц заключения. Известный мятежник, и Самый Опасный Преступник, Берит Фахтор ежась от холода, гордо встречал все насмешки, которыми его осыпали имперские псы.
- В этом нет ничего постыдного, сынок… - хриплый голос раздался из соседней камеры, и на свет факелов показалось бородатое лицо, испещренное тысячью морщин, - От боли мы все теряем рассудок…
Гарольд Фахтор, так же, известный как «предатель родины», и по-совместительству дядя Берита-мятежника, в отличии от своего родственника отбывал уже пятый год в стенах Гертрама. Всех узников, с клеймом на шее «М» - мятежник - подвергали регулярным пыткам, и он-то лучше многих знал, что испытывал несчастный юноша, в такие минуты.
- А вы по делу господа, или просто решили почтить нас своим присутствием?
Мужчины уставились на на старика, и один мерзко осклабился:
- К нам едет комиссар из Дельтула. Большая шишка. Проверяет форт, а заодно собирается прихватить с собой в столицу двух еще более известных господ.
Охранник игриво указал пальцем на Берита, а затем, издавая мерзкое «пум-пум-пум», перевел тот же палец не Гарольда.
- Сатийская Площадь ждет своих героев!
Берит знал, что такое «Сатийская Площадь». Главная площадь столицы, где на эшафоте расстаются с жизнью самые известные преступники. Вот, в чем дело. Не суждено ему сгнить в тюрьме, или сгинуть в овраге. Его судьбой было эффектно сдохнуть, в назедание другим!
- О, о, о! - подхватил второй стражник, тот самый «пародист», - Уже слышу, как он будет плакаться на плече у палача: «Я не Берит, я не он! Уууу!». Все бы отдал, лишь бы на это поглядеть!..
Мужчин вели через бесконечные коридоры, в восточное крыло тюрьмы.
Чтобы отбить вонь, которая въелась в их тела за пребывание в Гертраме, их окатили ледяной водой.
«Бережем бесценный нос столичного чиновника!» - весело прикрикнул один из сопровождающих, вдарив в обнаженное тело Берита лишней порцией влаги.
Помещение, что должно было стать главной «приемной» для посла, больше походило на зоопарк. Главная клетка, предназначалась, разумеется, Гарольду Фахтору - Преступнику Номер Один. За то время, что их вели, он постоянно повторял, что народ не позволит убить «своих глашатаев», что народ восстанет, только лишь Берит и Гарольд взойдут на эшафот. Было ли дело в холоде, или же истинный ужас поселился в сердце старого мятежника, но голос его дрожал, и с трудом удавалось поверить в сказанное.
Замки были весьма хитроумными. Политзаключенных держали за особыми дверями, которые помимо ключей, были заперты еще и рабами-мельтарумами, беспрекословно выполняющими приказы охраны. Открыть такую дверь мог лишь «совершенный» и то, если бы обзавелся ключом.
К слову о совершенных. Спустя какой-то срок, в камеры привели еще троих. Молодого мужчину, безумно повторяющему одно и то же, женщину с фиолетовыми волосами и девочку, лет двенадцати. Всех троих объединяло одно: глаза, цвета золота.
Все мельтарумы, не считая ребенка, были так же обнажены. Видимо, малышка поступила совсем недавно, поскольку ее решили не мыть. Румяные щечки, и страх в глазах явно говорили о том, что она в этом месте не дольше одного дня…
Каждого затолкали в отдельную камеру. Спустя несколько секунд раздумий, один из охранников решил все-таки отнять у юной волшебницы ее куклу, посчитав подобную вещь роскошью.
- Люблю тебя такой… вся влажная, как клубничка под росой… - какой-то мерзкого вида тип, припал лицом к клетке одной из пленниц, нашептывая той гадости, - Вот проверка уйдет, и мы с тобой славно повеселимся, малыш…
- Гайсет, отвали от клетки, кретин! - гаркнул начальник тюрьмы, достопочтенный Куинс, - Это все, кого хотел видеть комиссар?..
- Так точно, милорд, все кто был указан в списке, и неполоманные мельтарумы.
- Отлично… - пробубнил Куинс в усы, и пару раз кивнул головой, - Отлично… приглядывайте за ними, ненавижу этот кавардак с переселением!..
Отдав последнее распоряжение, мужчина вышел, уводя с собой похотливого охранника, и вечно хохочащих тюремщиков Берита.
В создавшейся тишине был лишь слышен тихий скрип сапогов оставленных гвардейцев, и раздражающий стон мужчины:
- Не бейте, не бейте, не бейте, не бейте, не бейте…