На облупленных, на все еще исправно показывающих время, часах длинная стрелка проползла несколько делений. Если брать за точку отсчета секунду, когда нога последнего удирающего налетчика покинула здание завода. Разрушенного и ограбленного… Хотя, по всем меркам в кассе была мелочевка, на разные непредвиденные выплаты. Компаньоны оставили после себя только мертвые тела. Но, как всегда, жизнь-сука решила продемонстрировать, что просто никогда и ничего не бывает…
Когда Артем вынырнул из омута беспамятства, то ничем этого не показал. Наоборот, замер и затаил дыхание. Неизвестно, ушли уже эти клятые тати, или еще рядом ошиваются. Козак прислушался и даже принюхался. Было тихо. А вот запахов оказалось много, и они неожиданно резко били в ноздри. К своему удивлению он различил женские духи, оттенки нескольких человек, но все перекрывал тройщися, как запутанный след в лесу, запах крови. Одна была его собственная, вторая наверняка принадлежала тому вставшему на задние копытца борову, которого Синевил успел полоснуть шашкой, а про третью пока ничего не мог сообразить.
На этом странности не кончились, Артем ожидал привычной тянущий боли в груди, куда его клюнула свинцовая птаха, но ее не было. Кроме того его не беспокоила и когда-то сломанная нога, в которой «постреливало» после сильных нагрузок. И похмелья, после вчерашней горилки тоже не было. Синевил осторожно приоткрыл правый глаз. Если бы он мог видеть себя со стороны, то обнаружил, что серые его глаз стали зеленого цвета. Но не ярко зеленого, вроде весенней травы под солнышком, а как мутная болотная жижа.
Мозолистая широкая ладонь Артема привычным жестом, как и тысячи раз до этого, легла на ладанку с землей, собранной около родной хаты. Ее вручил Синевилу батька со словами: «Не жалей коня убитого, много будет у тебя коней. А жену если потеряешь, другую возьмешь, по любви али по расчету, и детей она тебе нарожает. Только отца-матери других не будет и Родной Земли-Матушки. Люби ее, береги и защищай, тогда и Земля тебя не оставит». До сих пор Земля не подводила казака, и он прошел через такие бои и сражения, где другие гибли десятками тысяч. Вот только знакомый жест не принес такого необходимого сейчас покоя и уверенности. Что-то было не так. Позже, Артем и сам не смог бы сказать, когда до него дошло, что он не чувствует биение собственного сердца и не испытывает желания вдохнуть.
В голове Синевила словно взорвалась граната:
- Я не ранен, я убит… Охренеть! … И панночка вмерла… Ко мне упыри, ко мне вурдалаки… Так?! Титьку мамкину помню. Да! И Глашку помню, я ее первой на сеновале валял! … Не упырь значит! Повезло!
Сознание казака почти не изменилось, только еще больше усилилась подсердечная ненависть ко всем врагам Земли-Матушки. Да поселился в душе Лютый глад. Утихомирить который могло только живое мясо и теплая кровь.
- Не допустила Матушка смерти глупой и нелепой. Возродила защитником! Будет кому теперь рвать красную мразь, белую дрянь и черную шваль. РРрррррррр!
И, кстати, о швали. Артем за столько лет научился лаяться не только на великом и могучем, или на мове. Ругательные слова знал немчурские, англицкие, турецкие, да и многие другие тоже. Так что когда в памяти всплыли сцены, которые он явно не мог видеть, ярость захлестнула вурдалака с головой. Этому куску мяса, который назвал сукой его матушку, Артем вырвет его поганый язык, и сожрет у него на глазах. Прежде чем порвать горло! А паскудной евреечке достанет сердце из груди, предварительно обглодав то, что мешает до него добраться. Посмотрим, как она будет при этом визжать! При мысли о мясе Синевил не смог удержаться и завыл. А потом еще раз. Над ограбленным и взорванным заводиком несся низкий вой полный голода и ненависти…