Что же до Серебрякова, то он, по примеру пожилого аптекаря, хранил сосредоточенное молчание. Впрочем, совсем не потому, что не имел ничего сказать, или не желал увеличить озвученную цену готовящегося "мероприятия". Дело в том, что Серебряков-старший, хоть и не смог, к своему глубокому сожалению, вырастить сына "истинным капиталистом", определенные знания в него все же вложил. Простые истины, которые следовало помнить любому, кто желал добиться успеха - не важно, в коммерции или анархизме. Одна из которых выражалась всего семью словами: "не стоит делать за других их работу". Особенно когда эти "другие" отдаются своей работе самозабвенно и безвозмездно. Поэтому Серебряков нисколько не возражал против того, чтобы премилая барышня из "богоизбранного народа" вкупе с франтоватым щеголем прилагали все усилия, дабы повысить гонорар всей ихней команды. Вот когда дело дойдет до дележа...
То, что им предстоит работать именно в команде, Серебряков понял сразу, едва только зашел в комнату и увидел собравшихся. Столь разношерстные компании никогда не собирают без серьезной причины. А то, что предложила им madame Лисицкая, назвать несерьезным было сложно. Потому, пока шел торг, Серебряков украдкой разглядывал остальных членов команды, прикидывая, кого из них таинственный режиссер определил на какие роли. Разумеется, первыми в глаза бросались разглагольствовавшие - разодетые в пух и прах барышня, представившаяся Софьей и молодой франт. Достаточно было послушать, как гладко они говорили, чтобы понять - именно за тем их сюда и позвали. Такие кого угодно обведут вокруг пальца, не прибегая ни к помощи насилия, ни к мощи передового знания.
Собственно, апологеты первого как раз бросались в глаза следующими. Были они до того непохожи, что казались антиподами - сухощавый, коротко стриженный живчик, с лица которого не сходила ехидная ухмылочка, и в пику ему - здоровенный детина под семь футов росту, который, даже улыбаясь, ухитрялся производить впечатление высеченной из камня статуи. От них за версту разило старым как мир промыслом, и вскоре Серебряков вообще потерял бы к ним интерес, какбы не акцент, прорезавшийся в речи здоровяка. Где-то Алексею уже доводилось слышать подобное, но вот где... память почему-то не желала открывать. Отложив наметившийся вопрос на более позднее время, Серебряков переключился на оставшихся двоих. Тем более что они-то ему были знакомы куда более других.
Сергей Сколов, в кругах анархистов более известный как "Жар". Представитель той ветви движения, для которых в последние годы сложился устойчивый термин "анархомистики". Люди, посвятившие себя овладению той силой, что пробуждалась в сердцах наиболее пламенных анархистов. С определенной натяжкой к ним можно было отнести и самого Серебрякова. Хотя конкретно в нем холодный, рациональный ум все же преобладал над бурными эмоциями, несмотря на пережитый не столь давно "кризис материализма". Что же касается "Жара", то о нем сказать такого было нельзя. О том, как он пользуется собственной силой, в среде анархистов ходили самые разные слухи. Потому и решил Серебряков не спускать с него глаз, и при случае - наладить с ним доверительные отношения, дабы в случае чего - воздействовать на собрата по идеологии в правильном направлении.
Наконец, наименьшего внимания удостоился Харитон Деменьтьевич. Возможно, именно потому, что его-то Сергей знал больше всех остальных, по роду своих занятий будучи регулярным посетителем его заведения. С тех самых пор, как в жизнь Серебрякова прочно вошел порошок, получаемый из листьев заморского растения коки. Зачем его пригласили в команду, назначение которой предполагается атакующим? Вероятнее, чтобы страховать остальных на случай внезапного ранения либо контузии. В том, что без этого не обойдется, Алексей практически не сомневался.
Иначе бы не было смысла звать его - специалиста по взрывному делу, уже успевшего оказать несколько услуг ныне покойному Королю и тем самым заработать себе определенный капитал уважения и боязни со стороны окружающих. С того самого дня, когда он впервые пересекся с криминальным миром вольной Одессы. Невольно Серебряков вспомнил события того приснопамятного дня, а точнее - вечера.
Кабачишко среднего пошиба, куда его пригласили подойти для встречи с человеком Короля. Маясь от скуки, Серебряков откликнулся на предложение поучаствовать в конкурсе метания ножей, которое ему озвучили пятеро дюжих молодцев, в которых характерный прононс выдавал уроженцев Малороссии. Как и в любом другом кабацком соревновании, не обошлось без денежных ставок, имевших целью лишь одно - заманить в ловушку доверчивого простака. И быть бы молодому человеку лишенным своих кровных, кабы "щирые украинци" не расслабились и не решили сыграть грубо. Молодецкий хлопок по плечу - как раз в тот момент, когда он отправлял в полет клинок. Закономерный промах, потеря ставки. Вспышка гнева, требование немедленного возврата денег. Четыре монолитных фигуры, в едином порыве подрывающихся из-за стола. "Якы такы жулыки? Нас тута чотыре свидкив - промазав ты, так що гроши наши. Хиба ты погаманити бажаэш?" Недобрая усмешка, озарившая лицо молодого анархиста...
Нарочито медленно рука тянет из кармана папироску. Чиркнув кольцом, другая рука извлекает огонь из зажигалки. В отличие от грошовой папироски, "поджига" выглядит дорогой - массивная, посеребренная, с красивой гравировкой на широком боку. Всего четыре буквы латинского алфавита - INRI. "Igne Natura Renovatur Integra" - "Огнем природа обновляется полностью". Почти поднеся трепещущее пламя к концу папироски, Серебряков вдруг резко откидывает последнюю в сторону. Освободившаяся рука слетает ниже, хватаясь за отворот жилетки под пиджаком. Короткий рывок - и уж предвкушавшие победу хохлы столбенеют, упираясь изумленными взглядами в ленту из динамитных шашек, опоясавшую молодого анархиста. Язычок пламени медленно сближается с огнепроводным шнуром, которым перевязаны шашки. "Может, не стоит накалять ситуацию?" - с безумным блеском в глазах воркует анархист. Бледные как смерть украинцы незамедлительно расстаются с деньгами, и, получив отмашку на ретираду, как можно скорее покидают здание. Вот стихает за стенами лихорадочный топот пяти пар ног. Безумие слетает с лица, сменяясь выражением смертельной усталости. "Человек, беленькой пятьдесят!"
- Впечатляет.
Произносит дорого, но непримечательно одетый мужчина лет 20-30, подсаживаясь к наслаждающемуся одиночеством Серебрякову. Он один, но при этом спокоен, уверен в себя, даже капельку насмешлив.
- Однако вам сильно повезло, что у них не нашлость самой завалящей волыны. А то пустили бы вам пулю в лоб с трех шагов, и что дальше?
- Справедливо.
Не моргнув глазом, соглашается Серебряков. Он вообще не мастер спорить. Однако смекалкой не обделен - легко понимает, кто к нему подсел.
- Проверить хотели?
- Почему бы нет? Кто умеет себя поставить, того и Адес не обидит.
- Разумно. Раз вы подошли, значит, проверку прошел. Как же тогда к вам обращаться?
- Бенцион Менделевич, пожалуй, слишком официально. Те, кто со мной сотрудничают, зовут меня просто Король.