Эльвира вновь залилась слезами, уронив штырь.
Страх, и боль, и отвращение разрывали ее в клочья. Рубанув по отростку со всей дури, она совсем не думала о боли. Лишь омерзение владело ею. Но оно, это склизкое щупальце, болело, как ее настоящая нога. Мамочки, неужели я навек буду прикована к этому уродливому отростку?!
"Я никчемная, бесполезная дура", - ревела она. Зверь, попав в капкан, отрезает себе лапу, а я не могу, не могу пересилить себя и избавиться от этого куска плоти!
Но я не могу так жить, не могу!
Эльвира взвыла отчаянно, схватила штырь и с ненавистью вонзила его в мягкий теплый пол:
- Суки!
И еще раз:
- Бляди!
И снова, и снова, выплевывая ненависть и злобу:
- Ненавижу!
- Всех ненавижу!
- Себя ненавижу!
- За что, мамочка!
С каждым выкриком она яростно выдергивала штырь, чтобы вновь вспороть это мягкое теплое живое нутро. Все пережитые ею за последний час? год? век? - все эти беды выплеснулись в истерическом приступе злобы, ненависти, отвращения. Ко всему.