Train SerenadeссылкаПоезд лениво полз через окружающую пустошь по кривой и ухабистой колее. Старый паровоз нещадно грохотал, вытягивая два десятка вагонов угля, почты, скота и пассажиров. Палящее полуденное солнце не жалело тепла в этот жаркий летний день, но внутри пассажирских вагонов было достаточно терпимо благодаря крыше, что давала тень, и сквозняку в открытых окнах. Небольшая речушка, бежавшая по правой стороне от колеи, то приближалась, пуская солнечные отблески в салон, то отдалялась, исчезая в складках пейзажа. От паровоза тянулся густой клуб дыма, медленно поднимавшийся в облака, и щедро одаривавший порцией сажи лица тех, кто в поисках лишнего ветерка высовывал головы в окно.
Наконец на горизонте замаячила гора. Еще через полчаса пути у ее подножия стал различим небольшой город, и долговязый вагоновожатый хрипло прокричал:
— Ист-Энд! Стоянка три минуты.
Желающих сойти оказалось немного, по сравнению с теми, кто хотел уехать, толпясь на перроне небольшого старенького вокзала. Крупная женщина с раскрасневшимся от жары лицом, стоило поезду остановиться, вскочила на подножку и принялась кричать на ватагу детишек, столпившихся вокруг кучи вещей и тощего мужичка в потрепанном костюме:
— Давайте быстрее! Господи ты Боже мой, Майк, не стой столбом, шевелись! Питер! Пи-и-и-итер! Отец Всевышний, спаси и сохрани, тащите быстрее, болваны!
Куча вещей начала свое медленное броуновское движение к ступенькам вагона. Вагоновожатый повис на подножке с другой стороны, ожидая подхода станционного смотрителя для обмена почтой, и для выхода пассажиров осталось совсем немного места. Визгливые крики тётки, перемежаемые молитвами и бранью, только добавляли неразберихи в какофонию детских голосов и тоненького голоса мужчины. Еще несколько желающих сесть на поезд, из тех кто помоложе, не дожидаясь освобождения дверей вагона, забрасывали вещи в окна и лезли следом, то и дело срываясь на радость детям. Поднявшиеся клубы пыли скрывали от глаз силуэты людей, и казалось, что поезд осаждает многоногое чудовище, колеблющееся в полуденном мареве.
Наконец поезд медленно тронулся, увозя с собой вопли визгливой тётки, что уже командовала внутри вагона, и ее многочисленное семейство, и оставляя на перроне тех, чей билет оканчивался здесь.
И неразбериха, поднятая шумной семейкой, могла бы показаться комичной, если бы все, кто проходил мимо тётки, не замечали ее взгляда из-под когда-то бывшего белым платка на голове.
Затравленного, беспомощного, и полного необъяснимого животного страха, который тенью отражался в глубине глаз ее шумных детей и тихого мужа, и выглядел таким неуместным в этот яркий солнечный день.
Эбби Томпсон.На поезде путешествовать — это классно. Едешь себе с удобствами, колеса мерно грохочут, прохладный ветерок обдувает. Пассажиры-попутчики, опять же. Пообщаться там, в картишки перекинуться или кости покатать. Или выспаться просто. А за окном пейзаж проплывает. Красота.
Ну, это, конечно, когда в пассажирском вагоне едешь. А вот если втихаря в солому к коровам забраться, удобств, конечно, поменьше. Но все же — путь, движение, и к тому же бесплатно. Да и на станции любой можно тихонько выбраться, смешаться с толпой на перроне, да там и осмотреться, куда на этот раз дорога занесла.
Вот только на этот раз смешиваться особо не с кем, лишь несколько джентльменов решило сойти здесь, протолкавшись через шумную толпу отъезжающих. "Ист-Энд", гласит вывеска над стареньким вокзалом. Очередное американское захолустье на границе цивилизованного Восточного побережья и Дикого Запада. Может, стоило бы и дальше поехать, вот только пока солому из волос и из-за воротника вытряхнешь незаметно, поезд десять раз уйти успел. Теперь придется как минимум здесь ночевать. Либо на этом скучном старом вокзале, либо в наверняка не менее скучном местном салуне, который еще предстоит отыскать. И скука вперемешку с духотой так бы и царили в полуденном мареве, если бы проходящий мимо станционный смотритель не взглянул на тебя мельком, и пошел себе дальше, попыхивая трубкой.
А из-под форменной фуражки на тебя меньше чем секунду смотрело лицо отца. Ровно такое, каким оно было при расставании долгих пять лет назад.
Высохшее, изможденное, истощенное болезнью и осознанием собственной беспомощности. И в мимолетном взгляде его читался немой укор.
Доминик СфорцаИст-Энд был лишь полустанок в долгом путешествии на Запад. Поезд следовал себе дальше вдоль границы Фронтира, а следующий, что должен был подойти только завтра, отправил бы тебя вглубь страны. Вот только ступив на перрон и вдохнув полный паровозной гари привокзальный воздух, ты вдруг понял, что завтрашний поезд, возможно, отправится без тебя, и не обязательно потому, что ты в этом городке задержишься. Возможно, ты покинешь его гораздо раньше.
Потому что привокзальный воздух, кроме витавшей в нем паровозной сажи, отчетливо пах кладбищем. И не просто кладбищем, а вполне конкретным. Вспоминать о котором хотелось меньше всего.
Кит ВэйлерШерифу округа Луизиана Бенджамину Старксу
от маршалла Ист-Энда Джонатана Хоупа
Запрос о проведении федерального расследования
Прошу направить необходимое число федеральных маршаллов, наделенных соответствующими полномочиями, для проведения расследования согласно законодательству округа Луизиана и Федеральному Акту 1789 г. Материалы дела прилагаются.Выдержка из комментариев маршалла Хоупа к прилагаемым материалам:
...несмотря на все признаки совершения преступления человеком (вне всяких сомнений, опасным, жестоким и наверняка невменяемым), некоторые улики, и в особенности, показания свидетелей, наводят на мысль о том, что подобное зверство мог совершить некто иной, нежели человек. Но, признаться, я не могу даже вообразить себе животное, которое могло бы быть способно на такое...И то, о чем намеками писал старый маршалл, то, над чем посмеивалось все отделение "федералов" Луизианы, та единственная причина, по которой в эту захолустную срань под названием Ист-Энд отправили одного лишь Кита — человека с богатым опытом решения проблем, но слишком старого для "действительно серьезных дел", как шутили молодые коллеги — вот все это говно сейчас отчетливо витало в привокзальном воздухе.
Чер-тов-щи-на.
Настойчивое и непрерывное ощущение чьего-то цепкого взгляда, хотя из пяти человек, оставшихся на перроне после отъезда поезда, включая смотрителя станции, на Кита не смотрел ни один.
Совсем как в той гребаной шахте.
Джон Бритва(Хрен попадешь)Документы на дом грели карман, принятая в поезде порция виски грела душу, и первое впечатление от тихого местечка оказалось как нельзя лучше. Тихое и уединенное, как ты и искал, и как рассказывали слегка нервозные продавцы — солидная протестантская чета. Непонятно только, с чего солидный дом в таком тихом месте так дешево и так быстро продавать. Но все мысли о возможном подвохе развеялись, как паровозный дым за ушедшим поездом, хоть и до купленного дома предстояло еще пробираться через весь город. А уединенность места особенно подчеркивалась разницей в количестве тех, кто на перрон сошел и тех, кто с него уехал.
Самое время ознакомиться с приобретенной недвижимостью, и ничто в этот день не сможет омрачить этого замечательного настроения — ощущения грядущего покоя.
Разве что негромкий, но до боли в сердце и до слез в глазах знакомый детский голос за спиной:
— Здесь будет наш новый дом, папа?
Но ведь за спиной нет никого. И быть не может, потому что мертвые не разговаривают, уж гробовщику ли этого не знать.