Меня расстроила смерть Веги. Да, она сказала, что ей плевать на меня. Значит, мне должно было плевать на нее. Но я так не умел. Я не умел не обращать внимания на чужую жизнь…
Сняв свой шутовской колпак, я пытался нащупать в нем ключ. А вдруг? Если карта оказалась на животе Ганса Мюллера, когда тот о ней и не подозревал, то вдруг ключ окажется в моей любимой шапке? Ведь двери таких же цветов - черный и красный.
Зачем она забрала Вегу? Нам же ведь не нужна была дорога в Кейл – Эми ее и так запомнила. Зачем?..
Я все пытался нащупать ключ.
Густав Кроц схватил девочку, потащил ее с собой. Мы должны убить ее, чтобы получить ключ?
Зачем?
Зачем столько убийств?
Может, он просто зашит в мой колпак. Эта головоломка была куда веселее. Веселее и интереснее всей этой дурацкой дороги в Кейл. Ключ в моей шапке – хаха, Лэнс даже и не думал! Вот это розыгрыш!
Но, кажется, его там не было… А я искал. Лучше бы он был там.
Мое сердце обливалось кровью. Убить девочку?.. Да, Густав Кроц, я был согласен с тобой. Оно того не стоило. Это неправильный ключ, дурной. Лучше пускай я его найду в шапке.
Руки тряслись. Я стоял на коленях в грязи, вертя колпак в руках, отчего так отчаянно звенели его бубенцы. Давай же, где-то там…
Но его там не было.
Его там не было…
Двадцать одна.
И тут вдруг заговорила Виранта. Ее тоже трясло – я видел, как ей страшно. Встала прямо напротив дула пистолета. Распрямив грудь. Гордо. Хотя и дрожала от ужаса. Панацея! Да, как же я не догадался – вот как она могла убить кого-то! Только ради того, чтобы спасти множество других… Чтобы спасти всех от этой гадской чумы.
Бубенцы замолкли. Я, наконец, отстал от шапки. Господь Милосердный, до чего ж она была права. И как же она была сейчас сильна! Ее взгляд, ее эмоции! А Густав Кроц – даже на его щербатом лице, больше напоминавшем древесную кору, нарисовалось чувство. О, как он не хотел отдавать Эми! Как он не хотел лишаться этого последнего, выдуманного волоска, соединявшего его с человечностью.
Уилл был бы счастлив это видеть. Он бы написал об этом моменте целую пьесу – ему такое было по душе. И пьеса вышла бы отличной, пускай и несколько сумбурной. Отдать девочку ради всех остальных. Убить невинное дитя.
А она вся сжалась, боится… Здесь всем страшно. Страшно даже мне. Эмоции можно грузить бочками.
О да, старина Уилл поставил бы шикарную пьесу. Мне даже представились мальчики-глашатаи на улицах Лондона: «Новый спектакль! Новый спектакль! Вход всего за два шиллинга! Трагедия в трех действиях! «Кейл!» Жуткие убийства! Кошмарный выбор! Постановка Уильяма Шекспира! Приходите в Лондонский Театр на Уайтбридж стрит! В роли Лэнса – Лэнс Коэн!»
Я усмехнулся, надевая свой колпак. О да, сыграть самого себя – вот это было бы действительно невероятно.
Ноги подгибались. Я сам не заметил, как поднялся из грязи. Сейчас был мой выход – я чувствовал его своим актерским сердцем. Пора было сыграть и Лэнсу…
Густав Кроц переводил дулом с Виранты на меня и обратно. О да, я был опаснее всех. У меня ведь был пистолет.
Медленными, плавными движениями я сбросил портупею со шпагой в грязь. Руки тряслись, пальцы еле слушались, но я твердо смотрел Густаву в глаза. И еле заметно грустно улыбался.
Следующим на землю полетел мой синий кафтан с серебряными пуговицами. Под ним был только камзол, на голое тело. Нашему Театру-На-Колесах не хватило на рубашку денег.
- Друг, - вкрадчиво сказал я, аккуратно, очень медленно вынимая пистолет. – Виранта права.
О Боже, какое у нее было красивое имя! Я вытянул пистолет рукояткой вперед. Очень медленно перебрал пальцами, держась теперь за самое дуло. Ствол целил мне в грудь.
- Но решаешь ты, а не мы. Ты нас всех здесь перебьешь, если захочешь.
Я приблизился к Густаву на один плавный шаг, держа пистолет рукояткой вперед на вытянутой руке. Другую руку я выставил в сторону.
- Девочку уже не спасти. Никак, - я улыбался, но из глаз почему-то пошли слезы. Я сделал еще шаг.
Смогу ли я перебросить пистолет, схватившись за рукоять, взвести замок и попасть до того, как он нажмет на пусковую скобу? Нет. Я же просто актер. А он – боец. Я очень надеялся, что он это понимал…
- А Виранта действительно мечтает о панацее. Посмотри на нее. Посмотри…
Я говорил очень тихо, делая еще шаг. Мой взгляд упал на леди, стоявшую рядом. Бедная, она так тряслась. Еще шаг – и вот я уже загораживаю ее от выстрела. Не знаю, зачем… Так и так ведь умирать.
- Ты правда думаешь, она убила кого-то ради себя? Ты правда так думаешь, Густав?
По моему лицу текли слезы. Смешиваясь с размазанной по нему краской, они падали с подбородка алыми каплями. Рука с пистолетом дрожала. Ну что тебе еще нужно? Бросить пистолет на землю? Там грязь, и ты не сможешь им стрелять. На, возьми. Возьми и решай сам! Головой! А не мечом и пистолетами!
Еще шаг.
- Друг. И ведь никто не запретит тебе самому войти в Кейл. И… я…
Я шмыгнул носом. Еще шаг. Позади уже совсем громко выла орда безумцев. Скоро нас попросту сожрут, как ту несчастную девочку. Он этого хотел?
- Я не убийца… - веки непроизвольно сжались, смаргивая слезы. Лицо напряглось от боли. – Я не убийца… Джима убила чума.