О, эти локоны… Нежное, но сильное пламя, стянутое в закрученные спирали тончайших волос…
Что-то вырывающееся из этого мира. Что-то пробивающееся сквозь бесконечную серость и грязь – ярким огнем, застывшим, словно янтарь, но так пленительно играющим на дрожащем свете канделябров. Она порой качала головой, позволяя этим мягким пружинкам упруго шевелиться на сером скучном платье.
Но нет-нет! Не подумайте, что это платье хоть сколько-нибудь портило мои впечатления. Отнюдь. Оно только дополняло картину, подчеркивало контраст между однообразием этого мира и охряным всплеском ее чудесных кудрей… Закрытое, оно прятало девушку. Прятало в пресность и в тоску, которой был пропитан этот гнилой паб. Как бы пыталось спасти от похотливых взглядов, мыслей, уберечь от грязных рук, что захотят дотронуться до нежной, теплой кожи…
Но оно не могло закрыть собой эти локоны. О нет, они были слишком свободны для этого куска бездушной материи, которая, словно старая стервозная гувернантка, запрещающая девочке бегать в яблоневом саду, пыталась запретить девушке раскрыться и… запеть.
Запеть на весь этот мир, наполнив его своею красотой, своей естественностью и чистотой.
Старая серая тряпка, наброшенная на только-только раскрывшиеся алые бутоны роз – вот, чем было это платье. Но я не роптал против него. Наоборот. Картина должна позывать к действию, должна рождать чувство в человеке, желание сорвать эту тряпку, вдохнув весенний свежий аромат прекрасных цветов…
«Всегда нужен контраст», – так говорил наш старина Уильям.
А еще он говорил что-то про мое болезненное пристрастие к рыжим девушкам… Я не мог с ним не согласиться тогда, а сейчас же я готов был кричать «О да, мастер Билл! О да!», наблюдая за тем, как она… всего лишь водила пальчиком по царапинкам на столе, забитым подноготной грязью пьяниц и прочих деревенщин.
- Дж… Джеймс, ты только посмотри… - прошептал я зачарованно и обернулся к нему.
Но его не было. Он не сидел рядом.
- А, точно… - бросил я в его сторону, рассеянно махнув рукой. Совсем забыл.
Затем я снова пригубил местное пиво. Где-то на задворках моих мыслей проскочила одна маленькая и глупая мысленка о том, что я порядком захмелел, но ей тут же пришлось уступить место идее познакомиться с ней.
О да. Или я не Лэнс, джентельмены?
И вот. Я уже дернулся, отпуская кружку, чтобы встать, как прямо за моей спиной вдруг заговорил этот прохудившийся черпак. И что, о дьявол, ему от нас было нужно?! Именно в этот момент?!
Но она обернулась, встревожено. Махнула локонами, чуть расширила свои глаза, показав карие радужки. Чуть приоткрыла рот – он ее испугал. Совсем немного.
Я застыл, внимательно наблюдая за сценой, теперь уже благодарный грязному гостю. Вот он подошел, вот она затаила дыхание, ожидая от него не известно чего. Беззащитная, слабая и такая молодая, словно чуть недозревшее яблоко, налившее бока по весне…
И только попробуй ее тронь, башмак безносый! Еще мгновение, и я готов был пристрелить и пронзить его одновременно, но тот вовремя отстал от девушки. А она… Она, наконец, задышав через чуть раскрытый рот, завозилась с какой-то бумажкой, будто бы достав ее из кармана.
Глаза стали еще шире – большие, выразительные, словно Темза в полноводье. Легкий румянец на бледных от холода и страха щеках. Заволновалась, чуть заерзав в своем тесном сером платье, которое играло ей на руку, скрывая тревогу строгостью и непритязательностью.
Что ее встревожило? Может, она увидела меня?..
Бродяга уже ушел, а она все переживала. Хмурила бровки, поглядывая на трактирщика, словно гневаясь за столь долгое ожидание ужина. Неуверенные движения, поспешные. Она вдруг хлопнула по столу. Ох, эта женская сердитость. Локоны всколыхнулись, поплыли – девушка окликнула хозяина паба, пошла к нему что-то узнавать… Как будто бы про суп.
Но я видел, я чувствовал, я знал, что дело было не в еде. Волнение… Что его вызвало? Или кто?.. Зачем ей трактирщик?..
И в этот момент я все понял.
Она хотела расспросить его про меня. Кто я? Что за благородный господин? Она как осторожная молодая фрау собиралась сначала узнать обо мне все, а уже затем – предпринимать попытку.
Но нет, я так не хотел. Я любил таинственность и непредсказуемость… Если прыгать в пропасть, то закрыв глаза.
- Джеймс, я пошел, - бросил я, вставая, и направился к самой стойке уверенным, решительным шагом, загадочно и приятно улыбаясь.
- Леди, я могу Вам чем-нибудь помочь? – мягко и тихо спросил я у нее.