ПРОЛОГМарианские острова, Тихий океан.
06:56, 20 июня 1944 года.
Контр-адмирал Мишимо Осака стоял на палубе авианосца «Дзуйкаку», словно салютуя поднимающемуся над океаном крупному золотому диску. В насмешку над катастрофическим положением Императорского флота, утро встречало корабли великолепной погодой: штилем и тишиной, окрашенными в розовые полутона океанского рассвета. Но контр-адмиралу было не до красот природы. За вчерашний день, полный кислого привкуса несмываемого позора, великолепный, спланированный удар сотен истребителей и бомбардировщиков обернулся кошмаром. Американская палубная авиация просто смела разворачивающиеся воздушные построения адмирала Одзавы; донесения разведки оказались неточными, а предрекаемое штабом численное превосходство попросту разбилось о возникающие на горизонте силуэты боевых кораблей. Не единицы. Десятки. Военная машина Запада ответила на брошенный вызов.
Контр-адмирал Осака был одним из немногих морских офицеров, кто предсказывал подобный исход и требовал отступить. Вчера его упрекали в трусости, а его уши горели, когда ему приходилось вставать и раз за разом повторять свои заячьи предупреждения. Сегодня адмирал Одзава передал ему приказ явиться на мостик. Но в глазах контр-адмирала стояли слёзы. Он не испытывал радости от собственной правоты. Лучшие сыны Японии погибли в морской пучине. Лучшие самолёты – поставленные в сорок третьем «Зик», торпедоносцы «Накаяма» улучшенной конструкции, новые модели лёгких истребителей «А6», которые считались воздушными козырями страны – все они были потеряны навсегда. Мимо него быстрой рысью пробегали команды палубных техников, готовя к взлёту все машины, что остались на ходу после вчерашнего разгрома: даже «Зиро», пережившие уже не одно сражение, снова шли в ход, наспех латаемые в недрах корабля и поднимаемые на платформах-лифтах. Далеко-далеко, на самой корме, совершенно отделённая от прочей суеты торжественным молчанием, группа пилотов неторопливыми движениями повязывала вокруг голов белые ленты. Контр-адмирал сглотнул. Двести пятьдесят метров длинной палубы отделяли его от них, но словно наяву он видел их молодые лица. Большинству из тех, кто добровольно вступил в ряды «ударных отрядов специальных атак», токкотай, не исполнилось и двадцати лет. Контр-адмирал Осака чувствовал личную ответственность перед этими людьми. Чувствовал её и невысокий человечек в круглых «черепашьих» очках, переминавшийся рядом с ним с ноги на ногу. Правда, в несколько другом ключе: так, как её понимали офицеры и учёные засекреченного подразделения 100, приданного Квантунской армии.
– Шинода-сан, – контр-адмирал наконец вспомнил о его существовании. – Командование не прислушалось ко мне вчера. Командование не прислушается ко мне сегодня. Моя уверенность, что американский военачальник Сю-пю-рен-су атакует уже через несколько часов, разбивается об устаревшее неверие господина адмирала в смелость американских пилотов. Они рискнут. Потому что я бы рискнул.
Человечек, оказавшийся профессором, побледнел и нервно поправил очки на носу.
– Неужели… неужели скоро американцы будут здесь?
– Да, господин профессор. Поэтому, перед тем, как один из моих пилотов вернёт вас на большую землю, я передам вам два поручения. Клянусь, что сейчас для нашей страны нет ничего более важного, нежели ваше точное следование моим инструкциям. Я и мои заокеанские друзья весьма сильно надеемся на вас, Шинода-сан.
Профессор кивнул. Понизив голос, контр-адмирал Осака стал чётко, по-военному, диктовать ему указания, зачитывая одновременно своё завещание и свой жестокий, мстительный манифест. Его речь длилась долго, но он был уверен, что профессор Шинода запомнил её слово в слово.
– Вам придётся пойти на этот шаг, господин профессор. Придётся пойти на сотрудничество с американцами. Не переживайте, вам всё удастся. По сведениям моей собственной разведки, американцы с большим почтением относятся к знаниям. Удивительно для такой глупой нации, не правда ли? Когда вы исполните моё первое задание, передайте пакет с полными и подробнейшими, не допускающими никакого двусмысленного толкования, указаниями, гражданину Англии, но японцу по крови – Уэллесу Нагата. Его род был давним и верным союзником нашей семьи. Согласно нашей договорённости, он будет состоять в штате британского дипломатического корпуса в Азии, и вы легко выйдете на него. Сделайте это, Шинода-сан. И тогда, поверьте мне, все мы будем отмщены.
– Что же это за проект, господин контр-адмирал Осака? – против воли понизив голос, прошептал профессор. – Атомный реактор? Химическое оружие?
На лице контр-адмирала Мишимо Осаки расплылась крысиная, злая усмешка. Он не отказал себе в удовольствии растянуть момент преждевременного торжества подольше, а потом с победоносным видом процедил:
– Нет, господин профессор. О нет. Это нечто намного более страшное. Мы назвали его… «Седьмой колокол».
Спустя два часа и три минуты, в разгар воздушного и подводного сражения за Марианские острова – одного из решающих сражений Тихоокеанского театра военных действий – контр-адмирал Мишимо Осака, облачённый в простой лётный комбинезон без знаков различий, повязал вокруг лба белую ленту и поднялся в небо на облегчённом палубном истребителе «Зеро» от «Мицубиси». Для повышения скорости, топливные баки были почти пусты, а на себе двадцать вторая модель несла не вооружения, а взрывчатку. Адмирал мчался вперёд, подстёгиваемый Божественным Ветром, а не перегорающим в девятьсотпятидесятисильном двигателе «Накадзима» авиационным топливом. И в тот момент, когда орудия «Хэллкэт», управляемого хорошо обученным американским лётчиком, превратили его в чёрную звезду на лазурном небосклоне, адмирал увидел: над морем вставало не солнце. Это богиня Аматерасу смотрела на него сквозь покрытое копотью и трещинами стекло кабины.
Он встретил смерть как подобает самураям прошлого.