|
|
    «Только не сейчас...»     Но внизу уже звучали тяжёлые как карманы политика шаги, сопровождаясь скрипом старых железных перил. Судорожно кривясь, Пронырливый Крысолов смотрел в потолок и надеялся, что лестница не выдержит, а кто бы по ней ни поднимался, обязательно провалится вниз и, ради всех китов, перестанет так топать. А затем в люке появилась сальная башка хозяина «Половины».     В том, что бессловесные заклинания не помогли, наверняка следовало винить то, что изнутри четырёхскатная крыша башенной каморки походила на полую пирамиду, а не на порядочный потолок. Сквозь пару недостающих черепиц даже виднелось затянутое бледной зеленью «небо» — такое же отвратительное, как бездарный учитель пения. На сегодня сквозная дыра во всю стену на месте циферблата перестала быть преимуществом. С мучительным видом Крысолов закрыл уши руками, отвернулся к утонувшей в смоге городской панораме и сделал вид, что пришли к его соседям. Ведь не так трудно придти к соседям? Или ошибиться часовой башней? Ну пожалуйста...     — Вона он. Здеся и живёт. Милости просим.     Хозяин выбрался из люка с грацией парализованного дельфина и подал назад руку. Изящная ладонь в слегка поизносившейся, но всё ещё безупречно кружевной перчатке воспользовалась предложением — и на вершину башенки взлетела до миниатюрности стройная эльфийка. Аквамаринового цвета платье завершалось очаровательной шляпкой, задрапированной вуалью. Она напоминала куклу, с любовью и вкусом изготовленную по случаю Бала Летнего Звездопада... сезонов десять назад. Усталую, вышедшую из моды, но всё ещё красивую. Даже дремлющий шифон не мог скрыть искристого очарования её юных лет, её почти солнечной улыбки и негромкого голоса, когда она благодарила хозяина. Совершенно фасцинированный, хозяин огладил брюшко, и покосился на пьяное тело Крысолова:     — И где всем достаются такие дамочки? Ужель обстоятельность и солидность совсем вышли из моды?     Леди рассмеялась под вуалью, коснувшись его небритой щеки в прощальном жесте. Поворчав ещё немного, хозяин оттаял:     — Ла-адно. Спускайтесь вниз. Поставлю чего солёного. Только пусть поперву пятнадцать вздохов отдаст.     В башенке наступила тишина. Леди присела рядом с Крысоловом и дотронулась до плеча.     — Ты не спишь, Ли.     Крысолов широко распахнул глаза и даже сел, тут же схватившись за голову под насмешливым взглядом сквозь вуаль. Изалит действительно был городом невероятных совпадений.     — Ты?! Здесь?! Какого... А хозяин ушёл?     — Ушёл. Я смотрю, кто-то поймал самую зелёную крысу?     — Говори потише. И убери куда-нибудь этот свиной день!     Завуалированная Леди распрямилась. Сквозь тончайший шифон, в который нежными руками были вплетены сны Унтерзи, светилась улыбка. Она прошла в другой конец «комнаты», где стоял импровизированный, как и вся жизнь владельца, самоналивающийся наливайник. Это устройство представляло собой большой латунный чан, укреплённый на закопчённой железной треноге. Сверху чан закрывался крышкой, а сбоку приварили маленький краник. От крышки к потолку вела некогда печная труба, на которой сейчас сушился плащ Крысолова: благодаря этой хитрой системе наливайник и был, собственно, самоналивающимся — поворачивался вентиль, открывалась заслонка и дождевая вода стекала по трубе в чан вместо водовода. В случае необходимости на специальной полочке под треногой разводился огонь и вода в чане становилась горячей. А ещё реклама сообщала, что наливайник можно использовать как умывайник, чем гостья и воспользовалась: сцедив полную плошку воды, она выплеснула её в лицо Крысолову. Тот возмущённо дёрнулся и зафыркал, рассыпая с волос брызги.     — Ты чё?! Ты в уме ваще?!     Завуалированная Леди, весело хихикая, задёрнула дыру циферблата насквозь дырявой, но всё-таки плотной шторой, и свиного дня стало заметно меньше. Жизнь постепенно возвращалась к Крысолову. По крайней мере, он уже сидел более менее прямо, запустив пальцы в волосы, и стонал:     — Ох... ты ж... кривая болотная рикша... мне надо на Базар... о Молчащая! Мой свитер! Кто порвал мой свитер?!     Растеряв остатки аристократичной загадочности, Завуалированная Дама смеялась в голос, наблюдая за паникой Крысолова. Он то хватался за плащ, то за голову, то кидался искать иглу и нитки.     — Не смешно! — орал Крысолов, но тут же понимал свою ошибку и переходил на задушенный писк.     — Смешно, — замечала Дама. — Ты ведь знаешь, что любой портной с помощью простейшей магической манипуляции...     — Пусть портной манипулирует своей простейшей магической задницей! Ещё мне по портным таскаться. Что делать! Что делать!     — Иди голый, — предложила Дама.     — Но это же несолидно! Я не обладаю достаточным количеством по-варварски бугрящихся мышц. И мне жалко тратить масло, чтобы они ещё и блестели.     — Ты всё такой же безмозглый, — с любовью сказала Дама.     За неимением вешалки, мебели или хотя бы кровати, она бросила шляпку на развёрнутый в углу спальник и оказалась вовсе не Завуалированной Дамой, а незавуалированной девушкой одних с Крысоловом лет. Они были даже похожи: одинаковый оттенок кожи, одинаково острые скулы, быстрые глаза, ярко-белые волосы, кое-как причёсанные с помощью воды и авторского комплимента. Будь в башенке свидетель, он обратил бы внимание, что Крысолов и держится иначе, совершенно без напуска насмешливо-пугливой ироничной бравады. Но любого свидетеля неминуемо раздавил бы катившийся вниз хозяин. Бывшая Дама-с-вуалью уселась на спальник, заставив Крысолова лечь рядом и продолжить приходить в себя.     — Дай сюда, Безмозглый Крысолов. Это же от клинка, да? — девочка отобрала израненный Эстетствующим Грабителем свитер и принялась штопать прореху крупной, экономной стёжкой.     — Никогда не называй меня так в газетах.     — Не существует таких мелких денег, чтобы купить газету, которая сподобилась бы писать о тебе.     — Очень см... моя голова...     Через некоторое время, продолжительность которого заключалась где-то между получасом и жабьими скачками на Собачьем Ипподроме, умытый и одетый в свежезаштопанный свитер Крысолов жадно хлебал горький до кислоты настой. В его глазах прояснилось, к улыбке вернулся самоуверенный блеск, но вот что касается свитера, то ни самоуверенный блеск, ни ясность к нему не возвращалась. Чтобы превратить этот кусок шерсти в что-то пристойное, потребовалась бы некромантия, а не ремонт. Ещё одна заштопанная прореха ничего не решала. Разодранное до груди горло, заплаты на рукавах, один из которых до середины предплечья кто-то съел — словом, Крысолов был целиком готов к новому выходу в жаркий свет, а рядом стояла сумка. Шлюха, а это была именно та самая Шлюха, сидела напротив и интеллигентно грызла позавчерашнее суфле.     — Спасибо, что заглянула, — прохрипел Крысолов.     — Слишком душно и слишком туманно, чтобы умирать в одиночестве, — еле заметно улыбнулась та и Крысолов понял, что день, в сущности, начался не так и плохо. А ещё он не совсем понял, была ли это шутка.     — По такому случаю приглашаю тебя на Базар. Отложи суицид на другую пятницу.     Рука в шерстяной перчатке повисла над столом, щеголяя грязными ногтями. Спустя мгновение в неё легла маленькая ладонь. Она тоже была в перчатке, только кружевной как намёки шарлатана. Они оба носили перчатки. В каком-то смысле, они оба всегда пытались убежать сами от себя.     Но сегодня действительно было слишком душно, чтобы умирать в одиночестве.     — Моя голова...
|